Вкус запретного плода

Вплотную к Алене сидит Валерьян, бедром касаясь Алениного бедра. Иногда Валерьян наклоняется вперед, и тогда губы его надолго припадают к Алениной белоснежной шее. Алена его не прогоняет, но по лицу ее не поймешь, нравятся ей Валерьяновы поцелуи или нет.

Все чем-то заняты, никто на Марину не смотрит, никто не видит ее роскошных, рассыпавшихся по плечам волос, никто не замечает пылающих губ. Что тут удивительного, живот у нее только что не упирается в подбородок! Марине делается досадно.

Один только Володя, сидящий на полу прямо перед огнем, при виде Марины радостно вспыхнул и сделал приглашающий жест, предлагая Марине место на пестром коврике возле себя. Ну уж нет, до такого Марина не опустится!

Марина присела на диван рядом с Машей, рассеянно провела рукой по высунувшейся из-под стола морде Руслана и решительно шепчет:

— Маш, давай мы от них убежим! Чего мы тут у ихнего камина не видели?

В пристройке, как всегда, прохладно, спокойно и безмятежно. Ничто не напоминает о кипящих снаружи страстях. Обычное жилье молодой семьи: уютно, не слишком роскошно.

Маша зажгла настольную лампу, на цыпочках подошла сперва к одной детской кроватке — Левушка спал, разметавшись, сбросив с себя одеяло, засунув в рот кулачок, потом к другой. Машка (вот во что превратилось библейское Мириям!) тихонько посапывала во сне, точно сытенький медвежонок. Удостоверившись, что с детьми все в порядке, Маша забегала, захлопотала, двигаясь стремительно и бесшумно, чтобы, не дай Бог, не разбудить детей. Заварила чай, извлекла откуда-то конфеты, звякнули о блюдце тонкие фарфоровые чашки.

— Маш, — неожиданно хриплым от волнения шепотом заговорила Марина, — скажи мне, а что тебя-то здесь держит? Ведь ты же вроде бы нормальный человек?

— Кто — я нормальный человек?! — У Маши в притворном изумлении взлетели домиком брови. — Ну, ты уж и скажешь! Надо же, я нормальный человек! И придет же в голову!

— А что же, нет, что ли? Чего в тебе ненормального?

Маша продолжала покатываться со смеху.

— Ой, ну чего выдумала! И придет же в голову! — И вдруг, неожиданно перестав смеяться, спросила у Марины серьезно: — А ты как думаешь, Марина, стал бы нормальный человек в таком бардаке жить?

Марина озадаченно молчала, совершенно сбитая с толку.

— Но послушай, — робко заговорила она после длительного молчания, — послушай, если ты так ко всему этому относишься, зачем ты здесь живешь?

Маша молчала. Марина отметила, насколько Маша сейчас на себя не похожа. Большие, темные, как у Ильи, глаза смотрели на Марину упрямо и мрачно. Губы были плотно сжаты, обычно чувственные и пухлые, они сейчас напоминали тонкую ниточку.

— Муж у меня здесь, — глухо проговорила наконец Маша. — Куда я без него? И дети у нас.

— А вы расписаны? — Марина оказалась не в силах совладать с любопытством, хотя и чувствовала, что не стоит Машу ни о чем сейчас спрашивать.

Маша кивнула, по-прежнему сохраняя угрюмое выражение лица.

— И… и давно?

— Два года уже.

— И вы с самого начала живете здесь?

Маша опять кивнула, изо всех сил стараясь дать понять, что эти расспросы ей неприятны. Марине стало стыдно.

— Прости меня. — Марина робко дотронулась до Машиной руки. — Прости, пожалуйста, я… Я понимаю, что не должна была спрашивать тебя об этом. Не знаю даже, что на меня нашло. Это все мой язык. Вечно я, если начну, потом никак не могу остановиться.

На подоконнике закипел чайник. Маша рывком выдернула из розетки вилку. Лицо ее неожиданно осветилось привычной, доброй улыбкой. Маша наклонилась и поцеловала Марину в нос.

— Отчего же, — сказала она. — Спрашивай. Только все это такие вещи, что их даже самой себе трудно объяснить. Но я все же попробую. — Маша задумчиво запустила обе руки в свои густые и пышные, платинового оттенка, волосы, хорошенько взлохматила их, так что они встали дыбом, небрежно пригладила их взятой со стола щеткой, аккуратно разлила в две чашки темный ароматный чай, вздохнула и начала:

— Ну-у, что тебе сказать? Если с самого начала, то мы с Ильей были знакомы с детства. Дачи у нас рядом стояли. Так что каждое лето всякие там игры в мяч да прогулки к озеру. Сначала просто дружили, а потом лет в пятнадцать закрутился у нас с ним вдруг, ни с того ни с сего, столь бурный роман, столь бурный, что, — тут Маша на секунду запнулась, — закончился этот роман абортом.

— Сколько же тебе тогда было лет?

Маша на мгновение задумалась.

— Семнадцать, наверное, — сказала она неуверенно. — Я теперь и не очень помню, — добавила она, как бы извиняясь. — Потому что, во-первых, это все довольно давно было, а во-вторых… во-вторых, такие вещи всегда стремишься как можно скорей забыть. Да. — Маша задумчиво уставилась вдаль, точно пытаясь разглядеть собственные воспоминания.

— И что же было дальше? — спросила Марина нетерпеливо. — Вы дождались, пока вам исполнится по восемнадцать, и поженились?

— Нет, ну что ты! Довольно долго после этого мы вообще видеть друг друга не могли. Лет пять, наверно, а то и больше.

— Как лет пять?! Так сколько же тебе теперь?!