Вкус запретного плода

— Не кипятись. Боюсь, что с Женькой хлопот теперь будет побольше, чем с тобой.

— Хлопот?

— Ну да, и каких еще! С тобой-то что? Сгреб в охапку и привез, всего делов-то. А за ней, похоже, опять придется всем Крольчатником по пятам ходить, ножи-ножницы отнимать и шнурки капроновые из ботинок выдергивать.

— Зачем? — На Маринином лице было написано такое искреннее, простодушное недоумение, и оно бы так пошло к ее невинным голубым глазам, кабы не таилась в их глубине предательская прозелень.

— Не строй из себя дурочку! Последний раз Женька пыталась покончить с собой уже больше года назад. По-умному рассчитала, в лес отправилась вешаться. Кабы не Руслан, может, и по сей день бы там висела. А так мы вовремя успели. С Женькой ведь гляди в оба! Как я ее привез, недели через две, наверное, она у нас в ванной заперлась. Вены, понимаешь, вскрывать наладилась. Кровищи было! Алена с Валькой еле тогда убрались. Мне, как врачу, работа поинтеллигентней досталась. Вообще, между прочим, повезло. Я ведь не круглые сутки торчу! Пока они добрались до телефона да пока «скорая» приехала бы, Женька сто раз бы уже перекинуться успела. А в последний раз таблеток каких-то наглоталась. От няни Алениной оставались. Как только углядела? В общем, развлекухи с ней было! Но за этот год она вроде отошла. Я уж думал, пронесло. Вроде бегает, болтает, хозяйством занимается. На человека похожа стала. Так теперь еще и это. — Прекрасное лицо Дениса перекосилось в мучительной гримасе.

— Денис, но почему… Почему она все это делает?

Марина была совершенно подавлена этим рассказом, но по-прежнему ничего не понимала.

— Почему? — Денис поднял голову и внимательно посмотрел Марине в глаза. — Послушай, — сказал он наконец, вдоволь, видимо, насмотревшись. — То, что я тебе сейчас скажу, это даже не тайна, это ты должна похоронить на такой глубине сознания, чтоб под гипнозом не достать было. Было бы можно, я бы тебе вообще ничего не говорил. Но у нас про это все знают, я должен и тебе рассказать. Иначе ты, не дай Бог, снова что-нибудь такое отколешь, скажешь Жене что-нибудь, например, или просто посмотришь косо, и все, пиши пропало. Потому что Женька у нас, понимаешь… Ну, она как бы человек без кожи. К ней где ни притронешься, везде болит.

— Но почему? — снова спросила Марина. — Из-за вокзала этого? С ней там кто-нибудь что-нибудь сделал? Что-нибудь особенно жестокое, мерзкое?

— Нет, вокзал тут ни при чем. Вокзал как раз из тех вещей, которые забываются, или, во всяком случае, их можно забыть. Это… — Денис говорил с трудом, видно было, что каждое слово дается ему нелегко. — Это из-за ребенка.

— Из-за Димыча?

— Нет. Видишь ли, когда-то у Женьки был еще один ребенок, девочка Лена, она умерла.

— Умерла? — Тяжесть этого слова как бы придавила Маринину голову к подушке, и она просто не могла повернуть ее к Денису, посмотреть на него, увидеть выражение его глаз. Умерла? От чего умерла? От чего вообще может умереть ребенок? Дети же теперь почти не умирают! — Это был несчастный случай?

— Можно и так сказать. Понимаешь, она заболела, месяца два ей тогда было, может, продуло ее на вокзале на этом, может, еще что-нибудь случилось, и тетка из комнаты матери и ребенка велела Женьке ее забрать, температура, может перезаразить там всех. Тетку тоже понять можно. Пошла было Женька с ребенком в больницу, а ей говорят: мест нет, и вообще, у вас обычное ОРЗ, да и нет ни прописки, ни направления. Наверное, если бы Женька им тогда все как следует объяснила… Но она ведь не могла объяснить, про вокзал и про другое, ты же понимаешь. Она взяла ребенка и пошла с ним в сквер, села там на лавочку, пыталась кормить, но малышка грудь не брала. Так они и просидели там всю ночь, а к утру ребенок умер, трудно сказать от чего, может, сердце температуры не выдержало, с маленькими иногда бывает.

Денис говорил, будто читал — медленно, по складам — какую-то страшную книгу. Видно было, что он уже много раз проговорил это все про себя, наверное, такое надо много раз проговорить для того, чтобы в конце концов можно было жить с этим дальше.

— А Женя? — тихо спросила Марина, видя, что Денис молчит. — Что же она стала делать?

— Женя… Понимаешь, она была тогда чуть старше тебя, и у нее уже был Димыч. Когда она поняла, что девочка умерла, в первую минуту просто ужасно перепугалась и подумала, что если она пойдет к врачу или в милицию, то там ведь могут сказать, что это она убила ребенка, чтобы не кормить, например. Они, между прочим, и в самом деле могли так подумать, у нас ведь чего не бывает, а свидетелей не было. И вот Женька пошла в парк, стянула у тамошних дворников лопату и закопала свою девочку, она сейчас даже не помнит где. Понимаешь, она ведь не могла рисковать. Ну представь, если бы ее посадили, допустим, даже в КПЗ, что тогда было бы с Димычем? И где его потом искать? Понимаешь?

— Да… — выдохнула Марина. Все ее проблемы и печали показались ей сейчас детскими, ничего не значащими пустяками.