Вкус жизни

– Очень сложный вопрос, а я не могу принимать спонтанных решений. Мне это несвойственно. При наличии своих детей однозначно – нет. С моей точки зрения, роковое, непростительное заблуждение брать детдомовцев в семью, где уже есть родные дети. Как ни старайся, к чужому ребенку будешь неосознанно относиться чуть иначе, чем к родным. Трудно не сфальшивить. Невозможно себя постоянно контролировать. Дети будут чувствовать эту разницу, она будет их задевать. Надо обладать слишком большим запасом душевной щедрости, чтобы полюбить чужого ребенка, как своего. Когда родной чем-то не устраивает, он все равно свой, ему все прощаешь, а тупость чужого будет раздражать, из себя выводить. Видела я такие примеры. Но самая сложная проблема в такой сборной семье, безусловно, – это муж… А какова твоя позиция по этому вопросу?

– Ты права. Одно время у нас мода на усыновление возникла. Потом возвращать детей стали… Жуть. Что потом с ними было – вспоминать страшно… Хотя, конечно, случались исключения.

– И все же приемная семья лучше детдома, – сказала Лера.

Лиля не смогла остаться равнодушной к разговору Ани с Ритой:

– Трудно воспитывать чужих детей, особенно тех, которые до детдома жили в семьях, где творилось черт знает что. Как говорил в своей проповеди один мой знакомый священник: «Каждый идет своим путем. Чаще эти пути прокладывают родовые генетические программы. Как селевой поток, они обрушиваются на детей в виде хаотических желаний, намерений и порабощают душу. Они творят судьбу, они указывают путь к призрачным радостям и преходящему счастью и еще больше усложняют их жизнь и жизнь будущих поколений. А между тем душа приходит в тело, чтобы постичь истину, просветлиться её Духом и найти высшее счастье… Вкус к высшему счастью – удел немногих. Широки врата и пространен путь, ведущий к спасению, но не многие находят его». Золотые слова! Как они подходят к нашим детям! Я записала проповедь, выучила и при любом удобном случае использую в беседах со своими внуками.

Я и сама-то, выйдя «в свет», в свое время не скоро поумнела, подводила детдомовская прямолинейность. Я ожидала от людей какой-никакой подлинности чувств, а получала от них молчание из чувства самосохранения… А я вылезала со своей идиотской, наивной честностью, с непониманием ситуации и все шишки сполна получала и от умных, и от хитрых. Стремилась что-то доказать, ну и «достремлялась» иногда по самую макушку. Долго еще боялась, что осмеют или обманут.

Но я родилась от нормальных родителей. Я – «дитя войны». А теперь, ты же знаешь, с какой наследственностью попадают в детдома дети алкоголиков и наркоманов. Разве ее перешибешь? Зачиная детей, подобного рода «предки» по большей части уже заранее знают, что не будут заботиться ни о душевном, ни о физическом, ни о материальном благополучии своих чад. Им и до себя-то мало дела: было бы чего глотнуть или нюхнуть. И какие от них дети? Яблоко от яблони. Мне представляется, что в нынешнее насквозь фальшивое продажное время, когда многие считают, что совесть и доброта – рудименты прошлого века, когда в цене наглецы, – детдомовцам не выжить. Многим не избежать бесповоротного превращения в бандитов или нищих. Жалко их. Какое у них может быть сопротивление жизни, будь они хоть стократ прекраснодушны… Помогать им надо.

– А вот если нет своих детей – это категорически меняет дело, тут совсем другая история, – продолжила Рита. – Я бы не взяла ребенка, который помнит своих первых родителей, особенно мать. Больнее всего в этой ситуации то, что, как ни старайся, я никогда не буду для него значить так же много, как она. Даже если он не будет с ней встречаться, она все равно навсегда останется его матерью, какой бы плохой ни была. Боюсь, что с голосом крови не поспоришь.

Как-то наблюдала печальную встречу. Мать через десять лет разлуки явилась к дочери. И я поняла, что голова кругом шла от радости у той девочки не от игрушек, а от того, что их принесла ее родная мать. И ей не было дела до того, что та пьющая, развратная. «Она не забыла меня. Она просто не могла прийти ко мне раньше». А приемная мать, столько лет отдававшая девочке всю свою душу, стояла растерянная, убитая, обливалась слезами и чувствовала себя обманутой… и лишней. Ее моральные и физические силы были на исходе. Только теперь она поняла, что у девочки есть еще одна своя жизнь и ей в ней никогда не будет места. Она осознала, что является только частью ее жизни и явно далеко не самой главной – кормит-поит – и что никогда она по-настоящему не станет ей матерью.

– Не сумела? Не захотела! – неожиданно жестко заметила Аня, и голос ее зазвенел, как лопнувшая струна. (Никто из присутствующих – кроме Киры и Лены – не знал, что приемные родители, разведясь, возвратили ее в детский дом.) – Надо всегда помнить, что за ошибки взрослых расплачиваются дети. Их раны никогда не заживают. Чтобы понимать, надо чувствовать ребенка.