Читаем Вкус жизни полностью

– Кому нужна черная меланхолия раздавленного жизнью бедолаги? Всем требуются неслыханные глобальные потрясения, чудовищные, сокрушительные несчастья или яркая любовь, – криво усмехнулась Инна. – Рита, твоя известность еще не перешагнула границ нашей Родины?

– Ну и шуточки у тебя…

– Раскрутка – удел немногих писателей. Там критерий один: из чьей ты песочницы. Мне об этом недвусмысленно намекнули, когда я попыталась помочь одной слишком стеснительной подруге. И еще бабки нужны, – дополнила Инна. – Проза жизни… Значит, не раздаешь интервью пачками?

– Только в пределах своей области. Еще я отсылаю свои книги друзьям, осевшим в разных городах и странах. Сейчас даже успешные, признанные писатели обречены выживать: ездят по стране, рекламируют свои книги. А у меня для этого нет ни денег, ни здоровья. Это оборотная сторона жизни писателей – зазеркалье. Я сунулась было в фонд одного известного писателя, мол, буду вам весьма обязана… хотя бы советом помогите. А секретарь сказала: «Не вижу причины, по которой ваши с ним дороги могут пересечься… Надеюсь, вы не настолько наивны – хоть и детский писатель, чтобы не понимать, что это кормушка…» Ну и так далее. Стыдно, неловко, обидно было, будто милостыню выпрашивала… Хочется надеяться, что в обозримом будущем мне еще повезет… хотя…

– Понятное дело, боишься забвения и мечтаешь остаться в веках. Или ты считаешь, что уже оставила свой скромный, но яркий след? Пусть родственники после кончины поместят тебя и твои произведения в несгораемый саркофаг, а через тысячу лет, глядишь, кто-нибудь и наткнется на это захоронение. В историю войдешь.

– Учту твой совет, – спокойно отреагировала Рита на шутливо-ироничные слова Инны.

– …Может, еще отыщется миллиардер, по типу дореволюционных меценатов Мамонтова и Саввы Морозова, который мог бы принять на себя финансовые обязательства по изданию твоих книг для подростков. Это было бы здорово! – оптимистично предположила Жанна.

– Держи карман шире. Как бы это сказать мягче… К миллиардеру тоже надо как-то суметь протоптать дорожку. Ушлой надо быть, опять-таки, связи иметь. Я пыталась… Не так все просто в нашем мире. Богатые тоже ищут, чтобы с выгодой… Своими книгами я себе, а не ему имидж делаю. И в Думу обращалась, и к деловым женщинам. Кто отписки присылал, кто вообще не заинтересовался вопросом воспитания юного поколения. Литературная деятельность, за редким исключением, во все века в основном была подвижничеством.

– Моей знакомой поэтессе муж помогает издаваться, а потом они вместе пытаются продавать ее книги, чтобы окупить затраты на издание, – сказала Мила.

– А моя знакомая жаловалась мне, – вспомнила Аня, – что у нее никогда не было возможности спокойно заниматься любимым делом. «Пишу на бегу, урывками, с постоянным вторжением в бессознательно-иллюзорный мир домашних забот и проблем. Не может быть и речи о творческой обстановке, чтобы беспрепятственно окунаться в свои грезы, ощущения, ловить моменты вдохновения. Только вхожу в состояние транса, воображение плывет в царство подсознания, начинают возникать первые строчки, а тут… злые взгляды, издевки, насмешки благоверного. Какое уж там вдохновение или озарение?.. Вспоминать не хочется».

Наступила долгая грустная пауза, которую следовало срочно заполнить, и Жанна уже не в первый раз за встречу блестяще справилась с ситуацией, непринужденно задав Рите незамысловатый вопрос:

– А ты помнишь, когда и где тебя в первый раз напечатали?

– Еще бы! Это было в восемьдесят седьмом, на День Победы, в местной газете. Мне хотелось сообщить об этом всем друзьям и знакомым, но я стеснялась распиравшей меня радости и молча шутила над собой: «Сбылась мечта идиота». А теперь вот чуть ли не каждый год новая книга…

– На ближайшие десять лет вперед запланировала великие свершения? Ведь ты же хозяйка своего положения, – спросила Инна.

Рите не хотелось язвить. Она усмехнулась в ответ:

– Ну не то чтобы на десять…

Потом тихо вздохнула и указала пальцем в потолок.

– Понятно. «Если хочешь рассмешить Бога, расскажи всем о своих замыслах». Кажется, так звучит предостережение.

– …Жизнерадостные произведения редки. В основном литература паразитирует на людских несчастьях, – проявила осведомленность в классике Инна.

– Спорная мысль, – не согласилась Лиля.

– …Почему сейчас преобладает спрос на фантастику? – спросила Жанна.

– Осознание абсурда жизни, утрата жизненных смыслов, усталость, исчезновение надежд. Безучастность, безразличие, отстраненность. Читатели ищут адреналин вне себя, а души не работают. Чем больше неудовлетворенность жизнью, тем больше стремление скрыться от действительности в скорлупу, – предположила Рита.

– Мифологема абсурда?

– Лучше уходить в фантастику, чем в депрессию.

– Фантастика для некоторых лишь сладкая оболочка вокруг горькой таблетки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги