— Девушки из других камер.
— Откуда ты знаешь, что я с ними говорил?
Она улыбнулась, и было в этом что-то пугающее. Наверное, слишком острые зубы и наполненный слюной рот.
— Они сказали.
— Как? — Женщинам не позволялось покидать комнаты, и заходили в них только доктора. Более того, стены были звуконепроницаемыми, и говорить через них было невозможно.
Внезапно, свет в глазах Пэтти стал приглушённым, а взгляд рассеянным.
— Кто ты? — Слова снова были невнятными, а голос один.
Джексон сморщил лоб. Что. За. Хрень?
— Меня зовут Джексон. Я здесь, чтобы тебе помочь.
— Я умираю? — Она не стала дожидаться ответа. — Ему жаль. Он не хотел этого.
Он? Иной?
— Не хотел чего?
— Причинить мне боль.
— Уверен, так и есть. Как его зовут?
Женщина вздрогнула и крепче обхватила талию руками. Настолько сильно, что стали видны голубые вены.
— Пэтти, кто «он»?
— Не скажу, — произнесла она монотонно.
Защищает того, кто виноват в её состоянии? Скорее всего. Другие подобного не делали.
Казалось странным, что так поступала Пэтти, женщина, заговорившая с ним только потому, что он упомянул её любовь к парню.
— Если я буду знать, кто он, то, возможно, смогу привести его к тебе. — От тёплого дыхания Джексона под маской образовывалась влага, что очень мешало. — Хочешь этого?
— У меня будет от него ребёнок, — произнесла она так, будто Джексон и не говорил.
— Да. —
— Это мальчик.
— Превосходно, но откуда ты знаешь? — Срок был всего несколько недель, и ни одна из других женщин, так же беременных, не показывала, что знает о своём положении.
— Он мне сказал.
— Кто «он»? — спросил Джексон снова.
— Он говорит в моей голове. Вместе с другими.
Кто говорил в её голове? Шон или ребёнок? И кто другие? Другие жертвы?
— Что они тебе говорят?
— Я голодна, — произнесла Пэтти, опять игнорируя вопрос. Может, она его и не услышала. Выражение лица женщины было потерянным, дрожь усилилась. — Хочу есть.
— Ответь на вопросы, и я принесу тебе всё, что пожелаешь. Джо сказал, тебе нравится печенье с шоколадной крошкой. У меня есть коробка в рабочем столе.
— Я хочу не печенье. — Она облизала губы и чмокнула ими с хищным рыком, который не имел никакого отношения к печенькам. Пэтти медленно подняла глаза и, как и прежде, впилась взглядом в Джексона. — Не печенье.
Офигенно.
Пэтти замерла как хищник, заметивший добычу.
Она собиралась напасть.
Вздохнув, Джексон развернулся, дверь автоматически открылась. Выйдя в вестибюль, он услышал визг Пэтти, съёжился и обернулся к ней снова. Женщина неслась в его сторону, обнажив зубы, с которых капала слюна.
Двери сомкнулись прежде, чем она успела добраться до Джексона.
Часть его желала, чтобы он тайком пронёс в клетку пушку. Джексон подозревал, что доктора позволят женщинам родить, а больных детей станут изучать. От мысли стало тошно. Джексон мог даже слышать оправдания: «на благо человечества».
— Джексон, — внезапно, возле него оказалась Миа.
Он и не слышал, как она подошла. Джексон не обернулся, продолжая пялиться в стену.
— А?
— Кажется, мы обнаружили голосовой сигнал Нолана.
Переводчик и редактор: Eddie_10
Глава 16
— Знаю, дорогая, просто кое-что случилось. Мне нужен час, может, два, ладно? И я буду дома. — Пауза. Тёплая улыбка. — А ты хороший переговорщик. Ладно-ладно. Буду через сорок пять минут и не секундой дольше.
Пауза.
— Я тоже тебя люблю.
— Скоро поговорим. — Сенатор повесил трубку и обернулся к Ли'Ес, мягкое выражение лица стало угрожающим.
Изумительно, как он мог превращаться из любящего мужа в жестокого хозяина за считанные секунды.
Хоть она и ненавидела его всем своим существом, следовало признать, что Эстап не был уродом.
У него не было рогов, клыков, дьявольского хвоста. Мужчина был шатеном среднего роста, и его умные карие глаза были более коричневыми, чем зелёными.
У неё самой глаза были карими, и Ли'Ес ненавидела эту общую с ним черту.
Эстап откинулся на спинку стула, сложа руки на груди. Одетый в безумно дорогой двубортный пиджак, он излучал богатство и власть. Годы (к сожалению) были к нему благосклонны.
Кожа его была гладкой, почти без морщин, и имела здоровый блеск. В волосах было всего несколько седых прядей, да и те добавлены искусственно, чтобы придать Эстапу более важный вид.
Как же хотелось его убить. Жестоко. Болезненно, медленно. Люди годами находили бы части его тела в разных уголках мира. Ли'Ес останавливало только одно: что, если панель управления, где бы та ни была, попадёт в руки к кому-нибудь хуже Эстапа?
Он хоть никогда не приказывал с ним переспать или сделать ему минет. А кто-то другой может потребовать этого и что-нибудь ещё ужаснее.
— Насладилась реабилитацией? — спросил сенатор.
Реабилитация, она же наказание.