Им не давали допеть. Те, кому лень было спуститься с крыши и прервать ужин, награждали их прямо сверху брызгами воды. Наклонялись над краем крыши женщины, веселые от сока винограда и смоквы, что бродил в их крови, смеясь, плескали на них ледяной водой, а мужья держали их за талии предупредительно. Этот нежданный дождь, пришедший от избытка радости и доброты, охлаждал лица мальчиков, блестел на их волосах…
Казалось в такие дни, что весь город устроил свое вечернее пиршество на крышах, поднимешь голову, а наверху переговариваются тихо, протягивают руки через узкие тупики, чтобы угостить соседа чаем, финиками, и эта недолгая жизнь на крышах была создана для веселья и участия всех, знакомых и незнакомых.
А хор мальчиков пел им:
…Сказал Юсуф своим тюремным товарищам: вот истолкование ваших снов: ты, который выжимал виноград, будешь подавать своему хозяину вино, ты же, кому снились птицы, будешь распят, и птицы будут клевать твою голову. Царь страны тоже пожелал узнать, что означает его сон, а видел он, что семь тучных коров съели семь тощих, и еще приснились ему семь колосьев зеленых и столько же сухих. Но никто из вельмож не мог объяснить его сон, и тут на помощь пришел тюремный товарищ Юсуфа, сейчас он работал у царя, подавая ему вино. Вспомнил он, как разгадал его сон Юсуф, и попросил царя послать за Юсуфом. Юсуфа привели из тюрьмы к царю, и он так толковал царский сон: будет семь лет отменный урожай на полях, но ты прикажи прятать зерно в амбарах, ибо следующие семь лет будет засуха, тогда ты сможешь накормить своих подданных припрятанным зерном. И Юсуф снова отправился в тюрьму.
Но случилось так, как сказал он: семь лет урожая и семь лет засухи. И царь, вспомнив о Юсуфе, снова послал за ним, и Юсуф рассказал, почему он в тюрьме. Зулейха упала перед царем на колени и просила пощады за свои козни против Юсуфа, царь простил ее, а Юсуфу велел управлять всеми магазинами страны, чтобы зерно выдавалось людям в меру и чтобы хватило его на семь лет засухи…
пел хор мальчиков, принявший в свое сообщество и Душана, и к ним выходили с горстью винограда, кланялись и благодарили, словно это поющие принесли им хорошую жизнь, увиденную в лунном свете, и напоминания о далекой семилетней засухе лишь подчеркивали ощущение тихой, благостной жизни дворов, этого вечера с коротким дождем, смехом женщин, что подарила всем жизнь для полноты счастья…
Но вот прошел сентябрь, хор мальчиков не пел больше, и Душан теперь вместе со всеми готовился к Дню Бабушки. Думала бабушка почему-то, что, как и ее мать, умрет она в шестьдесят три года, но вот прожила до семидесяти.
— Нехорошо, ненормально, — злилась она во время споров о том, как лучше отметить этот день, — ведь не вступала же я в сговор с дьяволом, лучше уйти вовремя, чем задержаться…
— Ну кто говорит, что ты задержалась?! — в один голос кричали ей все, а Душан еще и добавлял:
— А ты, дьявол, не слушай! — словно мог плут обидеться на бабушку, махнуть на все рукой и призвать ее сейчас же.
В доме теперь только и слышно было: садовник, монтер. Говорили эти слова несколько раз в день, ждали их прихода, словно два эти лица и должны были теперь заняться приготовлением к Дню Бабушки, а все домашние вздохнут свободно, успокоятся и перестанут пререкаться между собой, как это случалось часто.