Владигор. Римская дорога

Владигор вынужден был согласиться — задерживаться здесь дольше было нельзя. Но он чувствовал себя виноватым, не исполнив последнюю волю умершего.

Но едва они вышли из крепости, как увидели, что со стороны лагеря навстречу им бегут несколько десятков солдат — впереди всех несся рыжий здоровяк, он что-то орал и беспрерывно размахивал руками.

— Филимон, тебе лучше улететь… — шепнул Владигор.

— Слишком сильное солнце. Я ничего не увижу, и меня прихлопнут, как муху, — также шепотом отвечал тот.

По всем расчетам Филиппа, продовольствие должно было прийти дней через десять, — он собирался представить это как результат своих собственных усилий, дабы солдаты уверовали, что ради их набитого живота он готов перерезать горло самому императору. А хлеб появился, едва преторианцы выкрикнули «Будь здрав, Филипп Август!». Еще не замер их вопль, как подводы в сопровождении охраны подъехали к лагерю. Всем стало ясно, что хлеб добыл вовсе не Филипп, а Гордиан.

Солдаты растерянно замолкли и, не дожидаясь команды, тут же помчались за жратвой, позабыв, что только что провозгласили нового императора. Подхалимы Араба удалились следом за ними, пятясь задом.

Филипп был в ярости. Отлично и тонко разработанная интрига могла сорваться. Что, если мальчишка еще жив?.. Говорят, возле него постоянно вертелся этот халдей Архмонт… Вдруг он научил императора распознавать яды? Надо было просто перерезать ему горло. Но Гордиана, неведомо почему, слишком любят в Риме. Лучше все сделать тихо и осторожно. Осторожно — всегда надежнее.

Преторианец, несущий караул у входа, шагнул в палатку:

— Солдаты волнуются и хотят знать, что случилось с Гордианом, почему его нет больше в императорском шатре?

— Ублюдки, — процедил сквозь зубы Филипп, и под его тяжелым взглядом гвардеец невольно попятился. — Они же сами только что орали, что надо вручить командование мне, как префекту претория, опытному и мудрому воину.

— Наевшись, они вспомнили, что Гордиан тоже неплохо умеет воевать, — неожиданно усмехнувшись, заметил преторианец.

Уж если этот гвардеец, принявший участие в ночном деле, нагло смеется в лицо, то чего ждать от остальных? Немедленно назад, в Рим, не дожидаясь послов Шапура, а мир он заключит потом, неважно, на каких условиях, заплатит контрибуцию персам, и все свалит на Гордиана.

Шум голосов становился все громче. Можно было уже различить отдельные выкрики, один из них повторялся постоянно: «Где наш сынок? Где наш сынок?». Услышав это, Филипп почувствовал, как у него противно холодеет спина.

— А в самом деле, где наш сынок? — нагло ухмыльнулся преторианец.

Филипп ничего не ответил и вышел из шатра. Несколько сотен солдат толпились перед императорской палаткой.

— Где наш сынок?! — кричал рыжий ветеран, размахивая огромными, длиннющими, как у обезьяны, ручищами. Еще два дня назад этот преторианец громче всех орал, что по милости сосунка Гордиана войска остались без продовольствия. Теперь же, наевшись вволю и хлебнув вина, он вдруг вспомнил, что обязанности преторианцев — охранять императора, а не устраивать бунты, и, покинув самозванного правителя, кинулся спасать Гордиана.

— Где наш сынок Гордиан?! — выли остальные.

Все стояли вперемешку — первая когорта с десятой, преторианцы рядом с лучниками из вспомогательных отрядов. Многие, давясь, откусывали здоровенные куски, жевали сыр или свежие, только что испеченные лепешки.

— К сожалению, Гордиан болен, — проговорил Филипп, оглядывая толпящихся вокруг солдат и не рискуя в это опасное мгновение напоминать о том, что прежний император низложен. Солдаты, привыкшие назначать правителя по своему вкусу, теперь, плотно закусив, готовы были, судя по всему, опять передумать. — Ему нельзя было пребывать в лагере, и я велел перенести его в Церцезиумский дворец.

— Это не дворец! — заорал рыжий, вновь потрясая в воздухе кулаками. — Это крепость, разрушенная персами!.. И там невозможно жить — там духота и грязь!..

— Как только представится возможность, Гордиана перевезут в Антиохию, — пообещал Филипп, прикладывая руки к груди. — Клянусь Юпитером Всеблагим и Величайшим.

— Эй, выметайся из палатки! — заорал рыжий. — Мы вселяем Гордиана назад.

И толпа, повернувшись, помчалась к выходу из лагеря. Жители Церцезиума, заметив бегущих солдат, кинулись врассыпную. Женщины с визгом попрятались по домам. Мужчины опускали циновки в своих лавчонках, давая понять, что торговля прекращена. Лишь собаки с громким лаем неслись за толпой, направляющейся к полуразрушенной крепости.

Рыжий первым заметил двух подозрительных мужчин, выходящих из ворот. Один был одет как солдат претория, второй — как погонщик мулов. Их тут же схватили, и бунтовщики кинулись в крепость. Вскоре оттуда послышались крики возмущения и ярости — солдаты обнаружили тело Гордиана. Гвардейцы на руках вынесли умершего императора из подвала.