Владигор. Римская дорога

Стрела ударила императора в плечо, вторая — в шлем, обе отскочили, расколовшись. Гордиан едва не свалился под копыта несущихся следом лошадей. Все-таки он удержался, а его конь продолжал лететь по воздуху и никак не мог приземлиться. Наконец копыта коня коснулись земли, и в этот момент третья стрела вонзилась скакуну в круп. По белой шкуре побежала алая струйка. Жеребец споткнулся, и снова Гордиан едва удержался, чтобы не упасть. Но конь устоял на ногах и сделал новый прыжок, мощными копытами оттолкнув от себя землю. Еще одна стрела, уже на излете, ударила Гордиана в бок — он почувствовал удар, однако наконечник не причинил ему вреда — доспехи защитили, но ведь это означало, что телохранители его больше не прикрывают! И действительно, рядом никого не было, Гордиан скакал в полном одиночестве. Конь сделал последний прыжок, и черный камень остался позади…

Пехота расступилась перед императором, и он нырнул в узкий коридор, который тут же за ним замкнулся. Персы взвыли от разочарования. Их утомленные кони выбились из сил и едва не падали под тяжестью брони. Стоявшая плечом к плечу первая шеренга легионеров отступила на десять шагов, и между ними и персами оказался частокол воткнутых в землю кольев. Блистающая металлом колонна катафрактариев сломала строй — стальной клинок персидского войска разлетелся на множество осколков. Ржание напоровшихся на колья лошадей заглушало вопли людей, гибнущих под копытами. Напиравшие сзади давили передних, катафрактарии валились на землю, становясь совершенно беспомощными. В них летели дротики, которые не могли, конечно, пробить доспехи, но зато порой вонзались в прорезь для глаз и губ островерхих шлемов. А уж стрелы, пущенные из роговых луков, разили даже сквозь доспехи. Разогнавшись и не умея остановиться, несколько боевых слонов топтали персидскую конницу. Не видя иного выхода, катафрактарии пытались пронзить их своими длинными копьями. Сидевшие на слонах стрелки в подобных случаях должны были умертвить животных, перерубив им позвоночник. Но это удалось не сразу, и несколько гигантов продолжали в бешенстве топтать все, что попадалось им на пути, производя ужасные опустошения в персидском войске.

Дальнейшее напоминало уже не сражение, а бойню. Римская пехота с регулярностью катапульт метала в противника дротики. Конница и отряды римских катафрактариев с флангов окружили сбившихся в кучу персов. Не дожидаясь, когда римляне одолеют окончательно, Шапур вместе с резервным корпусом предусмотрительно удалился с поля боя, бросив обоз. Маг, сопровождавший Шапура в этом походе, уже успел утешить его, что у персов еще будут дни блистательных побед, а позор этого поражения можно при известных усилиях стереть из памяти и современников, и потомков. Побеждает тот, кто побеждает последним. А все остальное не в счет.

Но даже после бегства Шапура исход битвы еще не был решен. Три десятка персидских всадников прорвали фронт в том месте, где не было кольев. Из последних сил они сломили все три шеренги римской пехоты и устремились в тыл, туда, где стоял вышедший из боя отряд Гордиана и две когорты Второго Парфянского легиона, оставленные по совету Мизифея в резерве. Римляне значительно превосходили персов численностью, но в отряде Гордиана почти все — и всадники, и лошади — были изранены стрелами и не могли противостоять тяжеловооруженной коннице персов.

Тем не менее у Гордиана не было выхода — он должен был атаковать, иначе прорвавшиеся в тыл персы решили бы исход боя.

Десятки дротиков обрушились на персидских катафрактариев, но лишь двое из них свалились на землю. Остальные по-прежнему наступали, сидя в седлах неподвижно, как металлические статуи.

«Надо повалить их на землю, — мелькнуло в голове Гордиана… — Сбросить с лошадей…»

И тут возле императора оказался Гавр.

— А брюхо-то у них по-прежнему не защищено, — хитро ухмыляясь, заметил старый центурион. — Дозволь мне и моим ребятам выпустить им кишки.

— Ты же говорил, что стар для таких дел.

— Ничего. Рядом с тобой, сынок, я вновь чувствую себя молодым…

— Хорошо, — согласился Гордиан. — Пусть рядом с каждым всадником идет пехотинец. Мы отвлечем их. Ну а твоя задача…

— Да я все понял, сынок. — И Гавр одобрительно хлопнул императорского жеребца по крупу.

Конь, не ожидавший подобной фамильярности, встал на дыбы и, бешено вращая налитыми кровью глазами, помчал Гордиана прямо навстречу врагу. Гавр бросился следом, а за ним устремился и весь отряд.

«Потом историки запишут, что император был отчаянно смел, — мелькнуло в голове Гордиана, пока он мчался, опережая остальных, к закованным в броню противникам, — а другие заявят, что он отчаянно глуп. И никто не подумает, что это была простая случайность…»