Владигор. Римская дорога

Жрец ответил не сразу. Он поднял голову и взглянул вверх, словно испрашивал у Громовержца разрешения открыть великую тайну. И вновь молния, сверкнув, расколола небо. Видимо, знак был благоприятный, потому что служитель Юпитера проговорил едва слышным шепотом:

— Сто семнадцать лет назад, когда вскрыли гробницу римского царя Нумы Помпилиума, в ней нашли рукопись. По приказанию сената свиток сожгли, чтобы никто не смог его прочесть. Дело в том, что один из двенадцати жрецов Юпитера, тщательно изучив рукопись, настоял, чтобы сенат повелел ее уничтожить. Но с того свитка была сделана копия, которая передавалась от одного жреца к другому. Так эта тайна досталась наконец мне. В рукописи Нумы было предсказано, что нынешней весной, до майских ид, явится в Рим Ненареченный бог. И если он не спасет Рим, то уже никому не суждено этого сделать. Ты явился, Ненареченный бог. Ты слышал глас Юпитера. Твой путь лежит в Аквилею. Торопись…

Владигор хотел возразить, что явился сюда, чтобы отнять от Зевулуса камень, но промолчал. Он взглянул на перстень Перуна — аметист ожил и горел ровным голубым светом.

В самом деле, зачем он явился сюда? В тот миг, когда Владигор высказал желание отправиться в потоке времени в неведомый ему мир, чтобы воочию увидеть действие тщательно продуманных законов, он хотел чего-то совершенно иного. Простого, как ученическая запись на дорогом пергаменте. Потом он погнался за Зевулусом, и ему довольно долго казалось, что цель его — отобрать камень и покарать похитителя. Он двинулся наугад и очутился в Риме. И теперь уже не был свободен. Мнилось ему, что он видит больше, чем жители столицы, привыкшие ежедневно взирать равнодушным оком на окружающие их чудеса. За этот мир, равнодушный к нему, пришельцу, он был готов умереть с легкостью и преданностью… Почему? Владигор не находил в своей душе внятного объяснения. Может быть, потому, что чувствовал: величие этого мира достигло вершины, выше которой — только боги… А людям суждено лишь спускаться вниз, беспрестанно оглядываясь назад.

Приближаясь к Аквилее, Владигор уже знал, что едет туда не только затем, чтобы схватиться с Зевулусом. И пусть то, о чем вещал голос Юпитера в храме, было пока еще смутно и не ясно до конца, но… Он дернул повод и осадил коня. Внезапная мысль показалась ему почти безумной и в то же время верной… Юпитер и Перун суть одно и то же божество!.. Что, если Перун отправлял его сюда отнюдь не для школьных упражнений, а именно ради той цели, о которой поведал Юпитер…

«Миры не должны гибнуть, как не должен пресекаться славный род…» Владигор не был уверен, что эти слова не нашептаны ему чьим-то уверенным голосом.

Он поскакал дальше. Он не мог остановиться… Уже не мог.

Итак, Рим остался далеко позади. Так же, как и пригородные виллы, утопающие в тени сосен, и плантации оливковых деревьев, чьи шарообразные кроны на солнце отливали серебром, и бесчисленные виноградники и дубовые рощи. Теперь дорога пролегала через горный хребет. Появившись на горизонте, горы тут же напомнили ему Синегорье, но вблизи они мало походили на суровый родной пейзаж, подобно тому как ухоженный сад лишь смутно намекает на дикую красоту лесной чащи. Здесь поражало буйство зелени, облепившей каменные уступы. Все было цветисто и ярко. Порой попадались целые мраморные скалы, — то блекло-серые, то испещренные красноватыми прожилками, они посверкивали на изломах, напоминая невзначай о своем благородном происхождении. Один живописный, покрытый зеленью холм сменялся другим, оттесняя своих собратьев к горизонту, в синее далёко, а в нестерпимо ярком небе таяли белые лепестки весенних облаков. Владигор подумал, что в этом краю каждый второй должен родиться поэтом и каждый третий — философом.

Он сидел в небольшой таверне, дожидаясь, пока ему приведут коня и он сможет мчаться дальше. Низкорослая коняга под конец едва плелась и заставила синегорца в который раз вспомнить о Лиходее. К тому же весьма досаждало отсутствие стремян. Коня дал ему жрец Юпитера, шепнув на прощание, что каждые пятнадцать римских миль его будет ждать человек, душой и телом преданный жрецу. Стоит показать перстень с аметистом (выходило — жрец знал о перстне заранее, еще до того, как увидел на пальце Владигора) и шепнуть краткое «Именем Гордианов», как в распоряжение Владигора предоставят свежего коня. Пароль был не особенно хорош, учитывая, что в людном месте их мог услышать охочий до чужого добра доносчик… Владигор предпочел бы использовать свое собственное имя. Но поздно было что-то менять.

Впрочем, фраза — «дожидаясь, пока ему приведут коня» не особенно точна. Вернее, совсем не точна. Каждый раз, когда он спрыгивал с лошади возле очередной почтовой станции, будто из-под земли вырастал человек в белой тоге. Произносились условленные слова, и тут же вольноотпущенник или раб приводил свежего скакуна. Подобная четкость действий поражала Владигора. Сами же римляне не находили в этом ничего удивительного. Скорее беспорядок и хаос могли поразить их. Условленное должно сбываться в назначенный срок.