Огни пылали и далеко за Полоцком, на берегах Двины, над Дриссою и на Поозерье, — то полочане, услыхав весть о том, что не стало князя Регволда, жгли костры, гнали среди ночной тьмы коней, чтобы присоединиться к воинам князя Владимира.
— Слава Владимиру! — гремело в трапезной, где так недавно сидел и пировал князь Регволд.
— Слава Владимиру! — неслось отовсюду в городе и в долине.
Однако он не пил, разговаривал с полоцким тысяцким Свидом, который в решающую минуту велел воинам в крепости обернуть мечи против Регволда, советовался с новгородским воеводой Путятой, которого хотел оставить своим посланником в Полоцке.
— Оставляю тебе небольшую дружину, а ты завтра созови людей, скажи, что мир и тишина должны царить в Полоцкой земле, блюди их законы и поконы, гляди на запад, — оттуда непрерывно угрожает враг, гляди и на восток, посылай нам подмогу.
— А как быть с дочерью Регволда? — спросил Путята.
— Полочане почитают Рогнедь, — вставил свое слово тысяцкий Свид. — Она девушка справедливая, смелая, на ловы ходит плечом к плечу с мужами, к убогим щедра, не чета своему отцу.
— Сдается, и мы ее не обидели? — обратился Владимир к Путяте.
— Так, княже. Рогнедь с твоего дозволения похоронила своего отца и братьев по обычаю, положила их в лодию, которая поплыла к морю.
— Мертвым прощение и тлен, живым жизнь, — произнес князь Владимир. — Но что это? — встревожился он, глядя на затянутые прозрачной кожей окошки трапезной, которые покраснели, словно налились кровью.
Дальше все произошло необычайно быстро. Трапезную начал наполнять едкий запах смолы, воеводы бросились к дверям, но те оказались подпертыми снаружи, кожаные окошки начали гореть и лопаться. Через окошки донеслись голоса множества людей, звон мечей, крики. По всему было ясно, что кто-то поджег трапезную.
И вдруг двери распахнулись. Их высадили снаружи. Воеводы и князь опрометью выбежали во двор, где увидели воинов, которые гасили огонь, одновременно сражаясь с неизвестными людьми.
— Измена! — кричали воины. — Вас хотели сжечь живьем, княже! Они облили стены смолой, заперли все выходы. Мы изловили их, одних порубили, других схватили, все они свионы, слуги Регволда, а вела их змея — дочь князя. Вот их гонят, мы все очевидцы того, что случилось. Позвольте покарать их, и ее, убийцу, вместе с ними.
Воинов возле трапезной становилось все больше и больше, одни рассказывали другим о поджоге, отовсюду неслись голоса:
— Покарать головников![125] Смерть убийце! Смерть!
Привели и поджигателей. При свете факелов князь Владимир увидел нескольких окровавленных воинов-свеонов, которых толкали в спины, и женщину в темном одеянии со связанными за спиной руками.
— Смерть им, смерть! — ревели воины, и уже острые мечи засверкали над головами поджигателей и дочери полоцкого князя.
Но в эту минуту прозвучал сильный, решительный голос князя Владимира:
— Пошто торопитесь, дружинники мои? Аще враг устроил ловушку, будем судить его по закону и покону нашему…
Всех поджигателей велю посадить в темницу. С княжною поговорю отдельно… Отведите ее в терем и стерегите. Завтра будет суд!
6
Князь Владимир хорошо разглядел Рогнедь. Она стояла на середине светлицы, высокая, стройная, темное платно облегало ее тонкий стан и высокую грудь, обруч на голове туго стягивал волосы, напоминавшие нити золота и словно светившиеся. У Рогнеди, как у большинства северянок, были голубые глаза цвета морской волны, ее мелкие зубы были ослепительно белыми; вся она казалась сильной, крепкой, загорелой, но в то же время сказочно красивой, и Владимир на какое-то мгновение даже залюбовался ею, такой дерзкой, смелой.
— Ты велел привести меня сюда, — сказала Рогнедь, — говори, я слушаю.
— Да, я велел привести тебя сюда, — ответил ей Владимир, — потому что не хотел, чтобы мои воины убили тебя. — Он мгновение помолчал и добавил: — Не думай, однако, что воины мои убийцы и разбойники, они хотели и должны были тебя убить, ибо ты подняла руку на их князя… Древний наш закон говорит: око за око, зуб за зуб.
— Зачем же тогда, — дерзко крикнула она, — ты вырвал меня из их рук? Законы у вас и у нас одинаковы. Око за око, зуб за зуб! И я хотела отомстить врагам, которые убили моего отца, и уж если боги не помогли мне, лучше бы я умерла под вашими мечами… Ладно, князь, не будем много говорить — убей меня сам…
Князь Владимир усмехнулся:
— Я выслушал тебя, Рогнедь, но не понимаю, почему должен убить?
— Ты упился кровью и пришел за данью, — заговорила она. — Ты сын рабыни и сам трел,[126] ты уже раньше присылал своих послов и требовал, чтобы отец мой покорился тебе, а я стала твоей женой. Отец мой поднял меч против тебя, а я не пожелала разувать и не разую робичича, слышишь? А дальше ты знаешь все: это Один велел мне мстить, потому что ты убил моего отца и братьев, но я не сумела этого сделать… Что ж, так решила судьба, ты имеешь право и должен меня убить — око за око и зуб за зуб.