За Нежатыми Нивами князь Владимир сворачивает к Сейму, долго едет вдоль его крутых берегов, густо поросших вековыми дубами, высокими соснами, а у самой воды – вербами, лозой.
Тут уже стоят воины, пришедшие из-за Волока, их воеводы и тысяцкие ждут князя, вместе с ним идут по берегу Сейма, советуются, где и как насыпать валы, где гатить болота, где срезывать косогоры, где ставить города.
Впрочем, выбирать места для городов не приходится. Повсюду над Сеймом городища: Рыльское, Путивль, Хо-робор, а дальше на Десне новый город Северский – давно стоят, как крепости, в поле. Князь Владимир велит насыпать валы между этими городищами, а города ставить там, где когда-то сидели каждый со своим родом старейшины.
Люди радостно встречают Владимира, давно уже они не видели здесь князей, хорошо делает киевский князь, что насыпает валы в поле, а городища превращает в города – житья уже не стало от орд, налетают без конца из степей. Все встанут рядом с полками, будут копать рвы, гатить болота, насыпать валы, не кого-нибудь, а себя охранять станут. Слава князю Владимиру!
Воины поют:
Гей, из поля, поля туча налетает, То не черная туча – орда наступает, Бросил рало ратай, а меч вынимает, Гей да гей!
Останавливается князь Владимир и на крутой излучине реки Удай, где издавна купцы, едущие с Днепра на Итиль-реку, перетаскивают свои лодии, велит строить город Переволок, потом едет в Пирятин, заезжает в Переяслав, вдоль Супоя направляется к Мажевому, останавливается на высоких холмах за Песоченем.
Днепр! Тут окончится вал, начавшийся от нового города Северского, он защитит Киев с востока; здесь уже роют пески воины, стоявшие под Родней, на той стороне Днепра видна на высокой горе крепость.
Князь Владимир с дружиной прямо на конях переплывают Днепр, но не сворачивают в Родню – князю неохота видеть черные обгорелые стены, двор, где закончил свой бесславный путь князь Ярополк, он сворачивает налево от род-ненских гор, едет вверх по реке Роси; тут вырастет еще один вал, который защитит город Киев с юга.
Кони тихо брели по высокой траве вдоль Роси. Широкая, тихая, спокойная, вырвавшись из узких каменных берегов, катила она воды свои к старшему своему брату Днепру; тут, в ее устье, после долгого пути от порогов, всегда отдыхали киевские купцы, заморские гости; на правом берегу давно поселились, построили свои городища мирные ордынцы – черные клобуки.
Князь Владимир ехал впереди дружины и любовался Ро-сью, лугами, голубым бездонным небом. Позади него, сдерживая коней, воины допевали песню:
Гей, в поле, поле гостинец темнеет, Гостинец темнеет, могила чернеет, А на той могиле да кости белеют… Гей, да гей, да гей!'!
Но не только землю свою оглядывал и жаждал защитить князь Владимир – он ехал туда, куда звало его сердце.
Теперь едучи вдоль берега Роси, он вспоминал давнюю, последнюю беседу с отцом, князем Святославом, который говорил ему:
«– Запомни, что мать твоя Малуша, Малка – рабыня, но никогда не стыдись этого, сын. То не клеймо, а любовь и честь моя. – Отче, где теперь мать моя Малуша? – спросил тогда Владимир.
Отец ответил: – Малуша жила в селе Будутине, куда выслала ее княгиня Ольга. Там она родила тебя, я не мог вернуть ее, привезти в Киев, пока была жива княгиня… Но, умирая, мать позволила привезти ее.
– Привези, дай мне мать, отче! – попросил тогда юный Владимир.
– Ладно, сын, все сделаю, привезу твою мать, – пообещал князь Святослав.
г А еще через несколько дней, прощаясь с сыном на берегу Почайны, князь Святослав сказал:
– Я искал свою любовь, а твою мать – Малушу, но не нашел ее. Прощай, сын, и прости меня, отца твоего!»
Как давно-давно миновал день, когда князь Святослав прощался с ним на берегу Почайны: ветер надувал ветрила на лодиях, снаряженных плыть до далекого Новгорода, на Горе ржали кони, князь Святослав собирался в последний поход на Дунай.
И вот спустя долгие годы, князь Владимир, миновав Родню и побывав в Хмельной, Гуте, Межречье, выехал из лесу, остановил коня, увидел снова Рось, плескавшуюся среди высоких серокаменных берегов, долину, разостлавшуюся справа, село, что раскинулось среди скал, косогоров, лесов.
Будутин! Таким и представлял себе княжеское село Владимир: несколько десятков хижин в Долине, а повыше, на холме, два терема – там, должно быть, живут посадник княжий и воевода; десяток землянок поближе к Роси, старая, полуразвалившаяся хижина в кустах у самой реки – все было в Будутине, как и в других княжеских селах.
Но это село было князю Владимиру милее всех, которые он видел на далеком пути от Киева. Он радовался, что наконец очутился тут, хотел осмотреть каждый куст, камешек и даже песчинку – здесь когда-то жила, а может, и ныне живет его мать, тут он сам впервые увидел свет, – боги, боги, как радостно и вместе с тем как грустно было в этот час князю Владимиру!
Он свернул влево, к скалистому берегу Роси, откуда мог видеть все вокруг, где после дальней дороги могла отдохнуть и попасти коней дружина, где так хотелось отдохнуть и самому князю.