Владимир

О, с какой радостью отказался бы князь Владимир от этой помощи, за которую ему потом придется расплачиваться и давать пожалованья. Ему хотелось бы, чтобы воеводы, бояре, мужи лучшие и нарочитые не были так богаты и сильны.

– Спасибо, – отвечает он им. – Ты, Воротислав, дашь дань Фулнеру и проводишь его до порогов.

Но не только свионов должен остерегаться князь Владимир: где-то там, в поле, блуждают печенежские орды; путь по Итиль-реке отрезали и не пускают купцов из верхних земель к Джурджанскому морю черные булгары; на берегах Русского моря точат ножи ромеи, что-то замышляют их императоры Василий и Константин; снова лезут на Дон вместе с недобитыми хазарами херсониты.

– Мыслю я, что мы не должны ждать вражеских ударов в городе Киеве, – говорит Владимир, – надо опередить их в поле, на Днепре, подальше отсюда.

Воеводы и бояре слушают каждое слово князя, глухо стучат посохами, одобрительно шепчутся. Князь Владимир смотрит в окно, за Днепр, где уже занялась заря, продолжает:

– Хочу выкопать рвы и насыпать валы от западных укра-ин до самой Итиль-реки, а возле них построить города.

Бояр привлекает замысел князя. Разумеется, лучше положиться не на полевую стражу, которая бродит за Днепром и за милую душу может пропустить вражескую орду, а насыпать вдоль Полянской земли высокие валы, поставить у них города, отгородиться от предательского юга, в полной безопасности сидеть в городе Киеве.

Однако боярство думает по-своему, оно знает, как трудно выкопать ров и насыпать вал вокруг своего дворища, – как же думает князь Владимир огородить всю землю, кто выкопает эти рвы и насыплет валы, кто за это заплатит?

– Хорошо задумал, княже, – раздаются голоса в палате, -но как это выполнить?

– Скоро осень, – отвечает Владимир, – и вой верхних земель уже не смогут попасть на Волок. Что ж, я пошлю их в поле, там они и пробудут, станут копать рвы, насыпать валы.

Новгородские воеводы, сидящие тут же, в палате, поддерживают князя – лучше уж перезимовать в полянской стороне, чем пробираться по осенним рекам и болотам на север. Они и не помышляют о том, что воинам верхних земель, да и им самим придется, как то случилось позднее, сидеть в поле за Киевом долгие годы…

А мужи Горы молчат: им не жаль воинов верхних земель, из которых многие полягут на валах и во рвах в поле, но они знают, что эту большую полунощную рать придется одевать и кормить, – мужи Горы молчат, им жаль одежды и хлеба.

Князь Владимир понимает, почему молчит Гора, ему невыразимо тяжело оттого, что мужи, над которыми висит постоянная опасность с юга и востока, не думают о том, как избежать брани и защитить всю землю, а пекутся только о своем богатстве.

– Дружина моя! – с болью говорит князь. – Не об одном городе Киеве думаю, а обо всей Руси… По закону отцов все земли платят Киеву дань, валы вдоль земли воздвигать станут все племена.

– Мы, княже, не против того, – сразу веселеют лица, – пускай все земли строят валы, копают рвы, пошлем и рать в поле.

Трудно приходится Владимиру: ненадежна, не сплочена не только Гора – нет ладу во всех землях Руси. И молодой Святославич не скрывает этого.

– Воеводы и бояре, мужи мои! – обращается князь Владимир к дружине. – В то время, когда шла усобица на Руси, вы сами знаете, польские князья взяли города наши Пере-мышль и Червень, захватили много русских земель. Ныне были у меня мужи нарочитые – радимичи и вятичи отказались платить дань городу Киеву…

О, как сразу зашумела Золотая палата, какой гул и рев Поднялись в ней! Отказались платить дань? Откуда же князь Владимир возьмет золото, серебро, хлеб, меха, чтобы Давать все это Горе, воеводству, гридням?

Князь Владимир встал, поднял руку.

– Потому думаю я, мужи мои, что должен весной идти в земли радимичей, вятичей, а, там – до Итиль-реки, к черным булгарам, и дальше на Тмутаракань, чтобы устроять землю, беречь Русь.

Палата молчит: тут сидят мужи, которые помнят князей Игоря, Ольгу, Святослава, они знают, как трудно приходилось, когда устроялась Русь.

А князь Владимир, который тоже знает, какая гроза надвигается на Русь, видит, как много еще надо пролить крови, стоит спокойный, только слишком бледный, и говорит:

– Должен идти стезей отца моего Святослава, должен устроять, защитить, сделать единой Русь.

2

Князь Владимир не только велит строить валы в поле, в один из ближайших дней он с небольшой дружиной выезжает из Киева, переправляется через Днепр, оставляет по правую руку Соляной путь и едет прямо через погосты в Ба-сане, Бобровицких гонах и Носовом на Нежатые Нивы.

Он не спешит. Стоит предосенняя пора, доцветают травы, седые нити ковыля обвивают все вокруг, под самыми ногами испуганно кричит и удирает, заманивая все дальше и дальше, коростель, далеко в поле гордо выступают, пасутся драхвы. У небосклона, словно облачко, пробегает табун диких коз, – любо ехать в такое время по степному приволью, вдыхать сладкие, слегка терпкие запахи цветов и трав…

Воины поют:

Геи, в поле, гостинец темнеет, Гостинец темнеет, могила чернеет, А на той могиле да кости белеют… Геи да гей!