Но президент все продолжал шуточки того же пошиба. Вздумал, например, превознести Ельцина: “Это человек мужественный, он не боялся брать на себя ответственность”. Так можно сказать лишь о том руководителе, который сделал дело, а потом отчитался, ответил за него перед парламентом и народом. Но этот обкомовский выкормыш за все долгие годы своего шкурного и пьяного правления ни единого раза ни за одну свою подлость не отчитался ни перед кем, кроме американского президента. А после того, как до его импичмента не хватило всего 24 голосов, он, наложив в главнокомандующие штаны, и с трона сбежал, как шкурник и трус. Ведь что такое импичмент, которому не хватило лишь 24 голосов? Это Бирнамский лес, двинувшийся на Еорки-9. Это 79-й стрелковый корпус 3й Ударной армии, поднявшийся утром 30 апреля на штурм рейхстага. Вот тогда и Еитлер, ни перед кем не отчитавшись, улизнул от ответственности, правда, немножко более кардинально. А ведь тоже не боялся брать на себя ответственность, не сваливал на Ееббельса вину за развязывание Второй мировой. Но Еитлер все-таки был честнее Ельцина. Перед самоубийством он не сказал адмиралу Деницу, назначенному им президентом и главнокомандующим: “Берегите Еерманию, как я ее берег!” А ведь этот могильщик сказал подобное Путину!.. И представьте себе, он до сих пор уверен, как заявил в недавнем интервью “Комсомольской правде”, что не удрал с поста, тряся отяжелевшими штанами, а, проявив “большое политическое искусство, ушел изящно и вовремя”.
Собеседники президента молчали, видимо, вконец парализованные обилием экстремальных шуточек. Или размышляли: “А хохмы ли это?” Путин же все метал и метал бисер перед парнокопытным благодетелем: “У него очень большой опыт международных связей”. Да, у него невиданный в нашей истории международный опыт, но это опыт не связей, а лакейства, ползания на брюхе перед такими сильными, как США или Еермания, и хамства по отношению к верным друзьям, как Северная Корея или Куба.
Помянутое интервью Ельцина “Комсомолке” появилось одновременно с путинским интервью трем журналистам.
В нем немало любопытного, о чем стоит сказать. Так, пенсионер говорит, что “соответствующие кремлевские службы по-прежнему исправно присылают информационные сводки и отчеты”, с чтения которых он начинает каждый свой день. Уверяет также, что раза три-четыре в неделю к нему в Еорки-9 являются на плановые (!) встречи министры, чаще других - силовики: военный, внутренних дел, директор ФСБ. Если это не старческий бред мании величия и не те же хохмы, то хочется спросить: ушел ли Ельцин в отставку?
Но не только министры, говорит, являются сюда: “Недавно имел честь принимать у себя Калину Борисовну Волчек и Эрнста Иосифовича Неизвестного. Имел моменты личного общения”. Ну, в этом никаких сомнений. Для лиц известного круга нет ничего слаще моментов личного общения с питомцами муз известного-неизвестного круга. Когда Ельцин говорит, что “у нас с Путиным нет принципиальных разногласий”, то это надо
понимать, что нет разногласий и в данном вопросе. Скорее всего, очередные моменты личного общения тот и другой получат от Майи Плисецкой, Марка Захарова и Иосифа Кобзона. Ведь о писателях Бондареве или Распутине, об артистах Игоре Горбачеве или Людмиле Зайцевой, о театрах МХАТ имени Горького или “Содружество” на Таганке они просто не знают и не слышали. Но вообще-то, надо заметить, что интерес к искусству у отставника сильно изменился и расширился. Давно ли мы видели, как он самозабвенно наяривал на деревянных ложках “Кирпичики”, и казалось, что это - предел его музыкальных возможностей и мечтаний, а теперь заявляет: “Я очень увлекся музыкой. Мои любимые композиторы Вивальди и Моцарт”. Ах! Ах!..
Но главное, чем так и шибает в нос все интервью, это все та же тошнотворная самовлюбленность, все та же неизбывная злобность уникальной божьей твари. С одной стороны, прихорашиваясь, фарисействует: “Выше жизни, выше людей я быть не могу и не хочу. Учусь смотреть вокруг, анализировать.” Но тут же - обвинение общества в близорукости, в незрелости, проявившихся, мол, в том, что не поддержали его мудрое намерение ликвидировать Мавзолей. С одной стороны, фарисействует: “Ни с кем я счеты сводить не собираюсь”. Но тут же - горько сожалеет, что не ликвидировал не только Мавзолей, но и Компартию, да еще и подначивает на это преемника: “Зря откладывал. Сделать это все равно придется. Напрасно я переложил ответственность на будущего президента”. Тут совсем о другом хочется сказать нынешнему президенту: “Зря откладывал. Сделать это все равно придется, и чем раньше, тем лучше”, - о предании суду всей ельцинской банды.
Поразительно наивный корреспондент спрашивает: “Гсть ли люди, перед которыми вам сегодня хотелось бы извиниться?” Извиниться? Гльцин обалдел, не сразу, пожалуй, понял, о чем его спрашивают. Да перед кем ему извиниться? “Я всегда расставался с людьми нормально, по-человечески”.