Владимир Храбрый. Герой Куликовской битвы

Помимо волока, протянувшегося от реки Ламы к Рузе-реке, имелся другой волок, проложенный купцами от Ламы к речке Малая Истра. Это был другой путь, ведущий с Волги в Москву-реку. Этим-то Истринским волоком беженцы и добрались до Волока Ламского.

Владимир выслушал сбивчивые речи беженцев с каменным нахмуренным лицом. Затем он приказал войску сворачивать лагерь. Видя его спешные сборы, наместник Смоктун попытался удержать Владимира, сказав ему, что к Волоку Ламскому уже идут ратники из соседних волостей.

Однако Владимир был непреклонен: он должен спешить в Москву, должен разбить татар у ее стен или сложить голову в сече! Несмотря ни на что, Владимиру не верилось, что Москва опустошена Тохтамышем. Огненное зарево над Москвой не может быть бесспорным свидетельством ее захвата Тохтамышем. Это могли полыхать посады и усадьбы под Москвой, подожженные татарами. «В общем, надо идти к Москве и собственными глазами увидеть все на месте!» — мысленно решил для себя Владимир.

Полки двигались скорым маршем, подгоняемые Владимиром, который находился в голове походной колонны. Под Звенигородом русское войско наткнулось на татар, это были остатки отряда Сары-Ходжи, двигавшиеся к Москве с Рузы-реки. Татары не могли продвигаться быстро, поскольку они были обременены пленниками и повозками с награбленным добром. Русские ратники с ходу атаковали татар, не дав им опомниться. Битва развернулась на окраине Звенигорода, среди садов и огородов, а также у села Дюдьково и на берегах речки Сторожки, впадающей в Москву-реку в полуверсте от бревенчатых стен Звенигорода. Степняки повсюду были смяты и опрокинуты. Татарские всадники ударились в бегство, но пути отхода у них были отрезаны. Владимир намеренно развернул свое войско широким полукругом, чтобы, тесня врага, прижать его к обрывистому берегу Москвы-реки и к крепостным валам Звенигорода.

Татары метались как обезумевшие, не находя ни одной лазейки для спасения. Самые отчаянные из степняков бросались в воды Москвы-реки и тонули на стремнине в своих кольчугах и чешуйчатых панцирях. Те из татар, кто пытался переплыть реку, сбросив с себя доспехи, гибли в воде от русских стрел. Около трехсот спешенных ордынцев забились в глубокий ров возле угловой деревянной башни Звенигородского детинца, словно стадо обезумевших оленей, окруженных волчьей стаей.

Владимир через плененного Сары-Ходжу уговорил укрывшихся во рву татар сложить оружие, обещая всем сохранить жизнь. Но едва ордынцы выбрались из рва и разоружились, как Владимир приказал своим воинам перебить их всех до одного.

На упреки Сары-Ходжи в том, что русский князь не держит данное слово, Владимир заметил ему не моргнув глазом:

— Ты тоже давал мне слово не воевать с Русью, угодив в плен на Куликовом поле. Не забыл?

Сары-Ходжа потупил взор, как побитая собака.

Весь ордынский отряд погиб в сече под Звенигородом, ни одному из степняков не удалось уйти живым от русских мечей, стрел и копий.

Глава третья. Пепелище

В Москву Владимир въехал в первых числах сентября. Сердце его облилось кровью при виде обгорелых развалин, оставшихся от города. В воздухе висел запах гари и тяжелый смрад от разлагающихся трупов. Сгорели все деревянные церкви. Каменные храмы стояли с выломанными дверями, почерневшие от копоти. Ордынцы вытащили из храмов всю ценную утварь, а сложенные там книги подожгли. От сгоревших книг остался лишь черный пепел.

Великокняжеский терем сгорел наполовину. Из боярских теремов уцелели лишь немногие. Большая часть домов знати превратились в головешки. На митрополичьем подворье огонь уничтожил все хозяйственные постройки. Убитые русичи лежали повсюду, многие трупы были раздеты донага и обезображены. Среди убитых были не только мужчины, но и старики, женщины и дети.

Конь под Владимиром то и дело всхрапывал и мотал головой, обходя или перешагивая через гниющие человеческие останки, облепленные мухами. Владимир первым делом поспешил к своему подворью, беспокоясь за судьбу матери, которая осталась в Москве, собираясь вместе с великокняжеской семьей переждать за каменными стенами татарскую напасть. Двор был сожжен дотла. Среди обуглившихся бревен Владимир обнаружил несколько обгорелых мужских тел.

Обойдя развалины соседних боярских дворов и полусгоревший великокняжеский терем, Владимир осмотрел сотни трупов, но нигде не обнаружил ни тел детей великого князя, ни тела великой княгини, ни останков своей матери. Среди убитых в основном были священники, городские ремесленники, мелкие торговцы и смерды из окрестных сел.

Подходя к своим дружинникам, которые сколачивали коновязи, Владимир увидел стоящего в сторонке Сары-Ходжу, закутанного в длинный плащ, с чалмой на голове. Знатный ордынец жался к своему коню, трепеща от страха. Увидев, что сталось с Москвой после Тохтамышева погрома, Сары-Ходжа не на шутку перепугался за свою жизнь. Озлобленные русы могут изрубить его на куски. Сбежать Сары-Ходжа не мог, поскольку от него не отходили два плечистых гридня.