Владимир Климов

На более высоком уровне тоже творилось что-то несуразное. Не за горами десятилетие советской власти, а в самой передовой и высокотехнологичной отрасли – моторостроении – хвастаться особенно было нечем. Все предыдущие ошибки в организации отечественной авто– и авиапромышленности, мизерное финансирование собственной науки и конструкторской деятельности, откровенная ориентация на разработки и помощь Запада нуждались в объяснении. Начался поиск виновных и таковым оказался… НАМИ.

В марте одна за другой заседают комиссии, призванные особым постановлением коллегии НТО «урегулировать взаимоотношения между НАМИ и промышленностью». НТО ВСНХ пыталось доказать, что отставание ряда отраслей промышленности (авиационной, автомобильной и тракторной) возникло из-за отсутствия сильных конструкторских бюро на моторостроительных заводах, а причиной последнего стала концентрация всех конструкторских сил в НАМИ. Председательствовал на всех заседаниях член коллегии НТО Людвиг Карлович Мартенс, а в рабочую группу входили по одному-два представителя от научных и промышленных центров: ЦАГИ представлял Флаксерман, Автотрест – Макаровский и Авилов, Авиатрест – Михайлов и Воробьев, УВВС – Дубенский, ленинградскую Лабораторию тепловых двигателей – Красноперов, завод № 2 – Ермолаев и Бессонов, завод № 4 – Опромешко. От НАМИ неизменно приглашались Чернов и Брилинг.

Тон на всех заседаниях задавал Мартенс: «…Значительную часть своей деятельности НАМИ направляет на конструкторскую работу, развивает свое конструкторское бюро, берет весьма крупные заказы от Автотреста и других учреждений на двигатели и таким образом концентрирует вокруг института весьма значительные конструкторские силы, оголяя заводы, создавая тем самым совершенно ненормальное положение… Наши заводы не могут развиваться нормально, не имея конструкторских бюро…».

Брилинг опровергал эти упреки, раз за разом повторяя: «Мы не брали своих сотрудников из промышленности, мы их готовили и обучали сами. И только когда они несколько „подросли”, смогли им доверить разработку серьезной конструкции». Конечно, всем была очевидна абсурдность подобных упреков в адрес НАМИ. Но признать, что в стране за прошедшие годы так и не создано ни одного специализированного института для подготовки научных и инженерных кадров авиационной и автомобильной промышленности, а в этом и была причина бедственного положения заводских КБ, значит перевести вектор поиска виновных в недопустимые высоты.

Не выдерживал никакой критики и упрек в отрыве от требований жизни, от реальных нужд промышленности. Николай Романович с цифрами и фактами в руках доказывал обратное:

– Мы не можем оторваться от жизни, а такой упрек нам бросали неоднократно. Теоретически мы могли бы сделать целый ряд разработок, но они не будут иметь практического характера… Этот вопрос был проштудирован в НК УВВС со всеми инженерными группами. И наша работа одобрена, признана лучше других. Все основные модели предложены к построению, и часть из них уже построена.

Чернов, как правило, отмалчивался или настаивал на четкой схеме в определении негативного и позитивного в работе НАМИ, разделяя собственно научную работу и организационную.

А в институте несколько недель даже не догадывались о подобных разбирательствах и сгустившихся над головами тучах. И только близкие Брилингу люди с тревогой замечали, как обреченно молчалив и замкнут их руководитель.

Спасительная непосвященность

Этот день, 22 марта, задался с самого утра и обещал быть удачным.

Климов, как обычно, вопреки всем регламентам уже ранним утром был в НАМИ, его порадовали результаты очередных испытаний по основным темам отдела. Группы были заняты интереснейшими разработками: проектом экспериментального двигателя переменной степени сжатия и проектом экспериментального одноцилиндрового нефтяного двигателя.

Выслушав руководителей групп, конструктор на некоторое время остался один и в свойственной ему манере беспрерывного хождения по кабинету сосредоточенно размышлял над новыми данными. Все важнейшие конструктивные решения Климов всегда принимал сам и настаивал на точном соблюдении выданных рекомендаций. В этом вопросе он был непреклонен.

Затем что-то быстро начертил остро отточенным карандашом, вновь пригласил своих коллег и передал им только что рожденные схемы проблемных деталей. Один из руководителей группы, а им был знакомый со студенческой поры Микулин, как всегда, попытался возразить. Но Климов, спокойно выслушав Александра Александровича, высказал свои аргументы и настоял на собственном решении.

Надо сказать, что появление в НАМИ, и тем более в его авиационном отделе, Микулина, не прибавило Климову творческого комфорта. Он еще со времен учебы в МВТУ избегал тесных контактов с Александром, не принимая многих особенностей этой бесспорно одаренной личности. Микулин, как и Борис Стечкин, по материнской линии был родственником Жуковского. И оба унаследовали как увлеченность авиацией, так и технический дар ученого. Но при этом братья были абсолютной противоположностью.