Владимир Климов

На заводе № 29 комиссия по ликвидации последствий вредительства создается уже 14 июля 1930 года. В нее вошли директор завода Мартыненко – председатель комиссии, секретарь партколлектива Телчико, председатель завкома Домбровский и представитель Запорожского окротдела ГПУ Кубанский. Комиссия собиралась несколько раз в месяц. И на первых заседаниях под председательством Мартыненко отстаивалась прежняя точка зрения, которая уверенно вносилась и в протоколы комиссии:

«24–26 июля 1930 года на заводской комиссии ознакомились с присланным письмом о вредительских актах (№ 419/8697).

Постановили: что завод действительно был приспособлен и имел опыт по постройке двигателей блочных водяного охлаждения. Опыт завода в этом… не был использован, но в настоящее время моторы с воздушным охлаждением пущены в производство и завод соответствующим образом переоборудуется и перепланируется. Вопрос о прекращении постройки моторов с воздушным охлаждением и переход вновь на производство с водяным охлаждением – поставлен быть не может».

Владимир Яковлевич, как мог, разъяснял, что подобные решения обречены на неудачу. Необходимо искать пути выхода, может быть, попытаться наладить новое производство, не ликвидировав старое. Но сюда, на берег Днепра, еще не докатилась столичная волна арестов, и многие верили в свою непогрешимость. Помня горькие уроки НАМИ, конфликт научного и административного руководства, который постепенно привел к закрытию института, Климов, назначенный сначала главным контролером, а потом техническим помощником директора, занялся исключительно своей темой, не участвуя ни в каких разбирательствах. Благо что он оставался беспартийным. Владимир Яковлевич, вопреки бытующему мнению, настойчиво занимался налаживанием серийного производства новых моторов М-22 (по типу «Юпитер»), вместе с главным инженером Назаровым разбирался с производственными и конструктивными дефектами мотора М-11.

Весной тридцать первого года из Москвы прибыла инспекция во главе с представителем ОГПУ Коноваловым. Вывод был категоричен: «Работа комиссии весьма слаба. Срывают работу частые разъезды членов комиссии. Директор завода Мартыненко отрицал наличие вредительства на заводе, пытался доказывать, что это „производственные неполадки” – отсюда и пошла неправильная линия работы заводской комиссии. Партийная и профсоюзная общественность, а также специалисты в работу комиссии не втянуты. Проверка выполнения решений не налажена».

Оргвыводов долго ждать не пришлось. Вскоре в Запорожье для ознакомления были присланы копии «Вредительских актов по заводу № 29»:

«Вредительство на заводе № 29 в основном было направлено: I) к срыву мобготовности завода; II) к срыву выпуска моторов М-22 как основной продукции и III) к срыву реконструкции завода…». Мартынов, руководивший предприятием шесть лет, был отстранен от должности, из Москвы был прислан новый директор. Работа по новому мотору пошла семимильными шагами.

Из воспоминаний Ирины Владимировны:

«…Для мамы это было тоже трудное время: отсутствие каких-либо известий об Александре Сергеевиче вызывало постоянную тревогу. Беспокоилась она и об оставшихся в Москве родных. Папа был весь в работе. Обеспечивать существование приходилось маме. Еду готовили на керосинках, на них же грели воду для мытья – обливались в корыте. Вечная необходимость ходить за керосином не доставляла мне никакого удовольствия. После ареста Александра Сергеевича мама с опаской относилась к домработницам и предпочитала обходиться собственными силами. Можно только удивляться, как барышня, выросшая с гувернантками, владеющая двумя иностранными языками, игравшая на рояле Шопена, стала такой незаменимой помощницей и любящей преданной женой. Не ошибся Владимир Яковлевич в том далеком двадцать третьем году, когда почувствовал в обаятельной, нежной красавице всю силу ее характера, настоящие народные корни. Ни упрека, ни злого слова или недовольного взгляда, всегда готовая помочь, тем более что постоянно чувствовала любовь, преданность, заботу и внимание супруга.

А жизнь ее складывалась из разных полос: из Москвы – в Париж, из Парижа – в Запорожье, из Запорожья – в Москву и опять в Париж. Из Парижа в Рыбинск, а оттуда в Уфу, потом обратно в Москву и затем – Ленинград. И везде и всегда она налаживала домашнюю жизнь, хотя это требовало больших усилий. Так было и в Запорожье…

Чтобы избежать знойного южного полудня, мама вставала рано, хлопотала по хозяйству и готовила нам с папой незатейливый завтрак, чаще всего любимые отцом яйца «всмятку» или яичницу. Отец уходил на работу с заводским гудком, к восьми часам утра. А мы с мамой отправлялись на запорожский, типично южный базар. Он был совершенно не похож на чистенький рынок бульвара Сен-Мишель, но поражал своим изобилием. На пыльной площади – горы овощей и фруктов, громоздившихся на кошмах, среди которых на маленьких складных табуретках сидели продавцы. Рядом стояли возы с арбузами, дынями и другими дарами, которыми так богата украинская земля.