Летом 1931 года производство зерна резко упало – результат коллективизации, а роль подсобных хозяйств значительно возросла. Иметь приусадебные хозяйства пока не запрещалось. Щедрая земля вознаграждала усердных хозяев добрым урожаем. Мяса не было, но рыбу, кур, цыплят, уток продавали в большом количестве. Живую курицу хозяйка вытаскивала из тени, поила водой, чтобы она не подохла на жаре, и начинала расхваливать свой товар. Торговались на базаре до хрипоты. Мама этого не умела и, до отказа наполнив кошелки разнообразной снедью, с трудом тащила их домой.
Больше всего хлопот доставляли куры – холодильников ведь не было. Их продавали живыми со связанными лапами. Дома развязывали и отпаивали водой. Мне их было очень жалко. Потом приходил дворник, забирал курицу и приносил ее уже без головы. Мама долго и тщательно ощипывала ее, в конце концов и я научилась это делать.
Папа почти каждый день приходил обедать во время рабочего перерыва. По дороге вытаскивал меня, разгоряченную игрой с друзьями, из какой-нибудь траншеи и приводил домой. Мама всплескивала руками – такая я всегда была чумазая, обливала теплой водой, нагретой на керосинке. Помню, что за все лето у папы был один настоящий выходной, который мы провели на Хортице – зеленом острове посередине Днепра. Долго еще в семье рассказывали смешную и забавную историю этого путешествия…»
В Запорожье летом 1931 года Владимира Яковлевича застало известие о смерти матери. Так уж распорядилась судьба, что сначала отец, а теперь и мать покинули этот мир в тот момент, когда их старший сын был далеко. Владимир не смог проводить отца в последний путь. Но уж с мамой он решил попрощаться непременно, чего бы это ему ни стоило. И Климов добился разрешения на командировку в Москву. Прасковью Васильевну хоронили по православному обряду всей многочисленной родней, как московской, так и владимирской. Сначала отпели в церкви, а потом вся процессия смиренно, с поникшими головами шла за гробом, который медленно, на лошадях, приближался к последнему пристанищу. Похоронили Прасковью на Калитниковском кладбище, рядом с мужем, когда-то привезшим молоденькую девчонку в столицу, так и не заменившую ей утраченной малой родины…
Вопреки предположениям, что пробудут на Украине не один год, Климовы вернулись в Москву, как только было налажено серийное производство нового мотора М-22 – доработанного варианта лицензионного французского двигателя «Юпитер».
Еще летом 1930 года, вернувшись из Франции, Владимир Яковлевич узнал, что обсуждается объединение нескольких отделов НАМИ, ВИАМ и ЦАГИ. Он считал, что это правильное решение, дающее возможность подготовить кадры и повысить уровень конструкторских разработок. В декабре 1931 года было принято постановление об осуществлении этого объединения. И когда в конце лета 1931 года Владимир Яковлевич побывал в Москве, увидел, что создание института авиадвигателестроения (ИАМ) шло полным ходом. Этим занимались известные конструкторы и ученые. В вышестоящей организации он узнал, что его кандидатура рассматривается на должность заведующего отделом ИАМ. Он был рад вернуться к конструкторской и научной деятельности. Тем более что на Украине Владимир Яковлевич выполнил поставленную перед ним задачу.
О запорожском периоде конструктор Климов написал так: