Но в марте не стало теплее. Все тот же был снег. Даже нового немного подсыпало и этот новый начал прилипать к лыжам. Нужно было пойти к молодым людям на второй этаж просить лыжной мази другого номера, но не очень хотелось с ними знакомиться. Инга три дня провалялась в комнате, пытаясь начать вторую главу. Так прошло полсрока, и в доме отдыха все уже было не в новинку: и сидевшие в холле вокруг круглых столов прокуренные преферансисты, и унылый культурник, пожиратель сердец, высокий и ладный парень с коком, который днем, свободный от умственной работы, чинил замки, пробки и вставлял разбитые стекла. Впрочем, к Инге он даже не прицеливался, понимая, что она ему не ко двору и хлопот с ней не оберешься, а насчет удовольствия, это еще как сказать…Мужчин в доме отдыха было немного и в основном пожилые или средних лет. Они больше резались в «козла» или в карты, а вечерами появлялись в зале изрядно подвыпив, и девчонки танцевали чаще друг с другом, а иногда, разойдясь, тоже распив бутылку, пели:Мой милёнок меня бросил,Я сказала только: — Да!У меня таких хорошихДо Берлина два ряда.Или:Раньше мы ходили в лес,Не боялися волков.Раньше был товарищ Сталин,А теперь стал Маленков.Вечерами Инга уходила в районный городок и на почте подолгу разговаривала с Москвой. Письмо ей пришло только одно.
— На штемпеле твой городок. Я решила — от тебя и чуть не вскрыла, — сказала Татьяна Федоровна.
И дважды вызывала междугородняя из Ленинграда.
— Ты отдыхай, девочка, — успокаивала мать. — В городе грипп. В прошлую пятницу кафедры у вас не было и на этой неделе не будет.