Владимир Ковалевский: трагедия нигилиста

Венчание состоялось в Палибине не 11, а 15 сентября — по желанию Софы, захотевшей провести несколько лишних дней с приехавшими в деревню Анютой и Жанной Евреиновой. Главный виновник ускорения свадьбы — Александр Онуфриевич — не явился. Он увлекся исследованиями заинтересовавшего его вида червей и остался еще на месяц за границей, за что Владимир шутливо выразил ему «полнейшую свою ненависть», а Софа — легкий укор.

«Мы Вас очень, очень ждали к свадьбе, и мне очень жаль, что Вы изменили нам из-за червей», — приписала она к письму мужа.

8

В 12 часов дня 17 сентября 1868 года Софья Васильевна Ковалевская (отныне и навсегда — Ковалевская!) впервые приехала в Петербург «не в гости, а домой, для начала хорошей труженической жизни», о какой она мечтала долгие годы вместе с сестрой.

Огромную светлую квартиру из шести больших, с высокими потолками и огромными окнами комнат, заблаговременно снятую Владимиром Онуфриевичем, к приезду молодых тщательно убрала Мария Александровна Бокова. Войдя, Софа ахнула:

— Где моя темная маленькая гейдельбергская келья?

А на следующее утро госпожа Ковалевская, внутренне трепеща, отправилась в сопровождении мужа на лекцию Сеченова в Медико-хирургическую академию.

К счастью, все прошло хорошо: никто из начальственных лиц ее не заметил, студенты же делали вид, что появление в аудитории женщины их нисколько не удивляет. Они, как писала Софа сестре, «вели себя превосходно и не глазели».

С Сеченовым и Марией Александровной виделись почти ежедневно, и они настойчиво отговаривали Софу ехать в Гейдельберг. Иван Михайлович рассказывал о консервативных нравах тамошнего университета и предупреждал, что преодолеть их будет очень трудно или даже невозможно. Он, вероятно, предлагал Цюрих, где с успехом закончила курс Суслова, куда теперь по ее примеру собиралась-таки ехать Мария Александровна и где училось восемь русских женщин. Но Софа не желала расставаться со своей мечтой. Она ощущала себя Колумбом; ее не соблазняли пути, проложенные другими.

Вслед за Сеченовым и профессор Грубер согласился допустить Софу к лекциям и занятиям в анатомическом театре, но поставил условие: Ковалевская должна представить свидетельство о том, что посещает курсы акушерства. Таковы установленные начальством правила, пояснил Грубер, и он не намерен их нарушать. Софа опасалась, что ради свидетельства ей и вправду придется поступать на акушерские курсы, но Петр Иванович Боков помог достать «липу». Благодаря ему же Ковалевские раздобыли скелет, который занял почетный угол в спальне Софы. «Теперь я изучаю череп, — писала она сестре. — Кто бы мог подумать, что такая у нас чепуха в голове».

Просто оказалось договориться с Мечниковым. Он вернулся из-за границы, чтобы читать зоологию беспозвоночных в Петербургском университете, где был избран доцентом. И хотя Мечников скептично относился к «ученым женщинам», он охотно разрешил Софье Васильевне присутствовать на своих лекциях и вызвался похлопотать за нее перед физиками.

Однако профессор физики Федор Фомич Петрушевский ни за что не соглашался пойти против «правил». Один из крупнейших физиков России показался Софе «очень неинтересным господином». И совершенно понятно — почему. К ее просьбам профессор остался непреклонен. Пустить женщину на лекции или на занятия в кабинете, уверял он, не в его власти. Он лично ничего не имеет против, но существует закон, и нарушить его он не может.

Только когда Софья Васильевна сказала, что ее муж знаком с ассистентом профессора Фан-дер-Флитом, Петрушевский пошел на маленькую уступку. Если Флит возьмет на себя ответственность, сказал профессор, он не станет возражать против того, чтобы госпожа Ковалевская (вместе с мужем, разумеется) в свободное время (то есть по воскресеньям) знакомилась с демонстрациями опытов в кабинете.

Ковалевские не мешкая помчались к Флиту, поймали его с женой выходящими из дому, вернули и тотчас договорились обо всем. И разумеется, Флиты очень понравились Софе. «Он совершенная пышка, — писала она сестре, — только очень черный, а она, известная в нигилистическом кружке как «кроткая Полинька», очень милая нигилистка и занимается акушерством».

По рекомендации Флита частные лекции физики Ковалевским стал читать «какой-то г-н Шведов» (впоследствии профессор Новороссийского университета), но «мы все трое перессорились по двое», после чего Софья Васильевна попросила, чтобы уроки давал ей Александр Николаевич Страннолюбский — двадцатидевятилетний морской офицер, превосходный педагог, организатор одной из первых бесплатных школ, поборник женского образования, который занимался с нею также математикой и нравился ученице даже больше, чем Сеченов. «В нем гораздо больше энтузиазма, теплоты, веры, а Сеч[енов], кажется, уже порядочно поостыл», — делилась она с сестрой.

И еще она самостоятельно готовилась по истории, географии и другим предметам, чтобы сдать экзамены за гимназический курс...