Владимир Ковалевский: трагедия нигилиста

Требовались большая самодисциплина, выдержка, настойчивость, но всех этих качеств палибинской барышне было не занимать. Словом, ребячьи мечты Софьи Васильевны сбывались, словно по волшебству, и она чувствовала бы себя беспредельно счастливой, если бы не тень оставленной в деревне сестры, которая стояла перед ее мысленным взором как легкий укор до той поры ничем еще не отягощавшейся девичьей совести.

9

Поднимаясь ежедневно в семь или в половине седьмого утра и занимаясь до позднего вечера, Софа почти ежедневно засиживалась далеко за полночь, чтобы настрочить огромное — на 10 — 12 страницах — письмо сестре, и эти послания — не только подробный дневник всего происходившего в ее «новой жизни», но и зеркало ее души.

«Милая Анюта, теперь ты мне нужна больше, чем когда-либо, — писала она в первый же день своего приезда в столицу, — пиши мне, дорогая моя, больше, больше; мысль о тебе не должна оставлять меня ни на минуту; я знаю, что тебе очень, очень тяжело, но ради Христа, люби меня крепче, крепче; ведь не моя вина, что я счастлива и не равнодушна к этому счастью».

Чем радостнее, чем счастливее была Софа, тем более виноватой чувствовала она себя перед сестрой и с тем большим рвением искала способ ее «освобождения». Только теперь она по-настоящему поняла, как близка и как необходима ей Анюта, которую она называла своей духовной матерью.

«Хоть я и увлекаюсь этим счастьем и искренно привязана к моим новым друзьям, — признавалась она в одном из посланий, — но все-таки никогда не бываю вполне удовлетворена и даже в счастливейшие минуты чувствую, что долго это не должно продолжаться и что это только переходное и тяжелое состояние. Никогда в жизни я не чувствовала того, что теперь; мне кажется, что это и действует, и говорит, и веселится, и даже учится кто-то другой, а мое прежнее сокровенное «я» не причастно ко всему этому и даже протестует против этого».

Дружнее всего Ковалевские с Сеченовыми. Мария Александровна то и дело приглашает их на обед и сама — одна или с Иваном Михайловичем — проводит у них длинные вечера. Софа для них, как и прежде, милый очаровательный храбрый воробышек, и они буквально окутывают ее вниманием, предупредительностью, лаской. Но только смятение вносят в ее неопытную душу.

Ведь как просто все могло устроиться, по мнению восемнадцатилетней мечтательницы! Мария Александровна и Сеченов — люди «идейные», показавшие себя борцами за женское равноправие. Ходят даже упорные слухи, что это их и Петра Ивановича Бокова вывел в романе «Что делать?» Чернышевский под именами Кирсанова, Веры Павловны и Лопухова. Почему же не обвенчаться Ивану Михайловичу с Анютой? Мария Александровна повенчана же с Боковым — разве это мешает ее счастью? Но...

«Ты не поверишь, как тяжело мне с Марией Александровной, — писала Софа сестре. — Она положительно не желает этого исхода и, очевидно, избегает даже каждого намека на это и не допускает мысли, что они могут быть нам полезны; а в разговорах о тебе делает вид, что принимает их только за теоретические рассуждения».

«Делает вид», то есть хитрит, говорит неискренне!.. Это больше всего обескураживает Софу и возмущает Владимира, хотя внешне отношения остаются самыми сердечными. В конце концов Софья Васильевна приходит к мысли, что так даже лучше, ибо «тяжело принимать услуги от людей, с которыми никогда не сойдешься вполне».

«В них и в нас есть какие-то два совершенно различных начала, — поясняла она в другом письме, — и мы совершенно никогда не сойдемся с ними, хотя и они и мы хорошие люди». Да, оказывается, недостаточно быть только «хорошими людьми», чтобы «сойтись совершенно». Ибо в невыдуманной, не пригрезившейся в мечтах барышни-идеалистки, а в настоящей, всамделишной жизни самые «хорошие люди» не всегда способны поступать по готовым рецептам, даже если эти рецепты предложены их кумиром, автором романа «Что делать?».

Герои романа поступили бы именно так, как хотелось Софе. Но та, кого считали прототипом главной героини, вовсе не безразлична была к двусмысленности своего положения, хотя и старалась этого не показывать. Она надеялась когда-нибудь оформить развод с Боковым и «по всем правилам» обвенчаться с Иваном Михайловичем. Так неужели же она могла добровольно согласиться на то, чтобы хлопотать в будущем о двух разводах? И потом... Вот Ковалевский еще недавно оказывал ей пусть полушутливо, но все же столь подчеркнуто свое внимание, что даже вызвал ревность Ивана Михайловича. И вдруг потерял голову из-за «воробышка»!.. Так была ли бы спокойна Мария Александровна, если бы Иван Михайлович стал официальным женихом такой обольстительной девушки, как Анюта? Кому, кому, а ей хорошо известно, как легко фиктивный брак может превратиться в действительный...

Чем меньше оставалось надежд на Сеченова, тем с большим вниманием присматривалась Софья Васильевна к другим мужчинам, с которыми в «новой жизни» ей приходилось знакомиться.