Владимир Ковалевский: трагедия нигилиста

Между тем слухи о том, что Ковалевский сворачивает дела, переполошили кредиторов. Матерые дельцы вмиг «сообразили», что неисправный должник попросту хочет от них улизнуть. Они стали спешно предъявлять векселя ко взысканию и грозили Владимиру Онуфриевичу долговой тюрьмой. Кое-кто уже подал на него в суд. Опасность нависла и над Шустянкой — бедным именьицем отца, во владение которым братья вступили в 1867 году, после неожиданной кончины Онуфрия Осиповича. Все планы Владимира и Софьи могли рухнуть из-за презренного золотого тельца!

Помощь пришла оттуда, откуда они меньше всего рассчитывали ее получить. Генерал Корвин-Круковский поручился за зятя в Обществе взаимного кредита, и кредиторы вмиг угомонились. Остальное взял на себя Евдокимов. Он согласился следить за продажей накопившихся изданий и по мере их реализации погашать векселя, а то, что будет оставаться сверх долгов, — высылать Владимиру Онуфриевичу.

Анюту, конечно, не хотели отпускать с молодыми. Были уговоры, сцены, сердечные приступы отца, тревожный запах лекарств, испуганное метание матери. Но Анюта твердо стояла на своем и в конце концов вырвала согласие, так что «ей не пришлось бежать», как сообщила Софа Юле Лермонтовой.

Правда, Анюту отпустили совсем ненадолго. И с обязательным предписанием жить вместе с сестрой. Но на это она не возражала. Хотела лишь вырваться, а там уж по-своему распорядиться обретаемой наконец свободой.

Итак, мечта, которую в течение стольких лет Ковалевский отодвигал в даль времен и которая все-таки оставалась заветной, мечта «стать порядочным человеком», с несбыточностью которой он уже, кажется, вполне смирился, теперь чудесным образом осуществлялась...

Часть вторая Второе дыхание

Глава седьмая Прелюдия

1

Мамонт лежал на широкой отмели, наполовину затянутый песком, и все же неправдоподобно огромный. Туша его дыбилась высокой, резко очерченной глыбой.

Сердце так и запрыгало в груди Михаила Адамса.

Разве мог он, скромный врач и натуралист, прикомандированный к посольству графа Головнина в Китай, надеяться на такую удачу, когда полгода назад торопился выехать из Петербурга, чтобы использовать санный путь и не застрять в распутицу где-нибудь на Волге, Урале или Иртыше.

Конечно, он знал, что в малоисследованной Сибири могут встретиться любые диковины. Поэтому и отделился от посольства и забрался далеко на север, вплоть до Якутска и дальше, сюда, к берегу Ледовитого моря.

Но — цельный труп мамонта!..

Ведь с каких давних времен внимание ученого мира приковано к этим гигантам. Уже больше ста лет прошло, как бургомистр Амстердама Витсен, побывав в загадочной Московии, привез известие об огромном звере, который, словно крот или мышь, живет под землей, роет глубокие ходы и умирает, как только выглянет на солнечный свет. Просвещенный бургомистр не только записал народное поверье, но и сам в него поверил. И сделал глубокомысленный вывод, будто «великая загадка землетрясений теперь легко объясняется подземными движениями этой громадной крысы».

Однако не только с землетрясениями, но и с самой «крысой» все оставалось в высшей степени таинственно и загадочно. Потому что ни живым, ни мертвым мамонта никому из ученых людей видеть не доводилось. Попадались лишь бивни и другие отдельные кости. Иногда приходило известие, что какой-то тунгус или якут набрел на труп зверя. Но пока просвещенные люди добирались до места, от трупа не оставалось и следа.

...Изучение ископаемых в России началось с известного повеления Петра Великого, основавшего в Петербурге Кунсткамеру. «Ежели кто найдет в земле какие старые вещи, а именно: каменья необыкновенные, кости скотские, рыбьи или птичьи, не такие, какие у нас ныне есть, також бы приносили, за что давоно будет довольная дача».

Бивень мамонта в Кунсткамеру подарил Василий Николаевич Татищев — горный деятель той эпохи. Петр с гордостью показывал этот бивень ученым иностранцам, видя в нем доказательство того, что войско Александра Македонского, включавшее боевых слонов, походами своими не обошло пределов России.

Позднее выяснилось, что чаще всего остатки мамонтов встречаются в Сибири, причем на ее севере, у берегов Ледовитого моря. Даже Александр Великий не смог бы нагнать в такую даль полчища слонов! И все же в том, что мамонты — это вымершие слоны, никто из ученых не сомневался. Спорили только, каким образом трупы несомненных обитателей жаркого климата оказались среди ледовых торосов Севера.

Жорж Луи Леклер де Бюффон, крупнейший в XVIII веке натуралист и вдохновенный писатель, без особого труда объяснил загадку сибирских слонов. По его мнению, климат в Сибири в прежние времена был таким же жарким, как теперь в Индии, но постепенно там холодало и слоны вымирали. Бюффон считал нашу планету частью Солнца, отторгнутой от светила столкнувшейся с ним кометой и постепенно остывающей. Представление о вымерших вследствие похолодания слонах великолепно укладывалось в его космогоническую концепцию.