Владимир Крючков. Время рассудит

Известен такой случай. Когда Крючков уже находился на пенсии, к нему обратились венгерские журналисты с просьбой дать интервью для одного из будапештских изданий. Журналисты пришли с переводчиком, но он не понадобился. Две вещи поразили журналистов на состоявшейся в московской квартире Крючковых встрече: скромность обстановки и прекрасный венгерский хозяина квартиры. А ведь к тому времени у Владимира Александровича почти сорок лет не было языковой практики. Впрочем, точнее будет сказать: не было разговорной практики. Среди газет и журналов, которые ложились по утрам на его рабочий стол, всегда присутствовала венгерская «Непсабадшаг» — центральный орган Венгерской социалистической рабочей партии. Знал он и венгерскую художественную литературу, любил поэзию Шандора Петёфи, читал книги по истории страны. М. Б. Катышев (в 1990-е годы — начальник Главного следственного управления Генеральной прокуратуры, заместитель Генерального прокурора РФ), который хорошо был знаком с Крючковым, вспоминает, как подарил ему в день рождения редкую книгу по истории Венгрии на венгерском языке. Надо было видеть, какой радостью засветилось лицо Крючкова, который долго не мог от неё оторваться…

Во время учёбы в дипшколе большое впечатление на Крючкова произвела преподавательница немецкого языка (это был второй язык, который он изучал в ВДШ) Софья Борисовна Либкнехт, вдова известного лидера германских коммунистов Карла Либкнехта. Была она всесторонне образованным, интеллигентным человеком и, несмотря на возраст, а было ей за семьдесят, сохраняла поразительную живость ума. В 1953 году она посетила Западный Берлин и побывала на могиле мужа, павшего в 1919 году от рук членов фрайкора — немецкого военизированного добровольческого корпуса, участвовавшего в подавлении выступлений немецких коммунистов и левых социал-демократов, в том числе в разгроме Баварской Советской Республики.

Анализируя впечатления, которыми Софья Борисовна делилась со слушателями ВДШ от посещений ГДР и Западного Берлина, Владимир Александрович обратил внимание на одно немаловажное, на наш взгляд, суждение: она часто повторяла, что немцы в ГДР живут лучше, чем советские люди, но явно проигрывают в жизненном уровне своим западным собратьям. «Если в ГДР, — говорила она, — снабжение хорошее, то в Западной Германии блестящее: рано или поздно такая ситуация приведёт к возникновению большой и крайне опасной «немецкой проблемы». Помню, что нас удивляла её обеспокоенность, ведь мы воспитывались в другом духе, когда соображения материального порядка вообще не играли заметной роли».

Прозорливость старой революционерки и коммунистки заслуживает уважения. При этом проблемы, подобные «немецкой», о которой говорила Либкнехт, были свойственны и другим социалистическим странам, порождали противоречия в их развитии, вызывали недовольство людей и приводили в итоге к серьёзным внутренним конфликтам. В конечном счёте аналогичная проблема стала узловой и для СССР, объектом манипулирования антисоциалистических сил, развернувших подрывную работу против Советского Союза.

Впрочем, к тому времени, о котором рассказывает Крючков, «немецкая проблема» уже успела проявить себя: в виде так называемого «берлинского восстания» в июне 1953 года. Поскольку в последние годы в связи с реанимацией политики антисоветизма просматривается стремление поставить берлинские события в один ряд с польским кризисом 1956 года, последовавшим за ним «венгерским восстанием» и Пражской весной 1968 года, они заслуживают несколько большего внимания, нежели простого упоминания.

Не секрет, что основную долю вины за события 1953 года в Берлине буржуазная и либеральная пропаганда возлагает на Советский Союз. Но такая оценка лишена оснований. Напомним читателям об одном принципиально важном моменте: главной целью в послевоенной политике СССР было единство нейтральной Германии. И это был не просто лозунг. Советское руководство и, подчеркнём это, лично Сталин исходили из того, что существование ГДР — явление временное, поскольку объединённая Германия, при условии отказа от участия в военных блоках, представляла для нашей и европейской безопасности большую ценность, чем самостоятельное восточногерманское государство, требующее постоянной поддержки и больших материальных затрат. Если бы инициативы СССР, преследующие эту цель, нашли поддержку у западных держав, то объединение Германии произошло бы не в 1990 году, а значительно раньше (и, естественно, не с такими унизительными для СССР последствиями, которые стали возможными в результате беспринципной внешней политики Горбачёва и его команды).