Владимир Лебедев

Работая над натюрмортами и беспредметными композициями, Лебедев лишь искал принципы нового художественного языка, в котором видел залог будущего искусства. Плакатная графика открыла перед художником пути конкретного применения этих принципов к задачам, нужным для революции. Лабораторные эксперименты, ранее не выходившие за пределы мастерской живописца, были теперь перенесены на широкую арену общественной жизни.

Работа в области плаката явилась для Лебедева серьезной политической школой, сблизившей художника с актуальными запросами современности и активно повлиявшей на его общественное мировоззрение. Задачу, которую ставил перед собой художник, можно было бы сформулировать следующим образом: в плакате нужно говорить о текущих политических событиях доступным для масс изобразительным языком, но решая при этом задачи и художественного плана. Плакат, следовательно, мыслился художником как средство политического и одновременно эстетического воспитания широкого круга зрителей. Однако эту задачу Лебедев решал не одним, а разными, подчас очень несхожими друг с другом способами; за два года работы в плакатной графике его художественная манера претерпела ряд существенных изменений.

Самые ранние из лебедевских плакатов непосредственно примыкают к его сатириконской графике. Персонажи первых петроградских «Окон РОСТА» — белогвардейские генералы, меньшевики и эсеры, совещающиеся с бывшими банкирами и заводчиками, спекулянты, мародеры, «шептуны» — интеллигенты в пенсне, нагруженные портфелями и корзинками, из которых торчат хвосты пайковой селедки, — это мир обывательщины, уходящий корнями в дореволюционное прошлое. Сатира Лебедева уже когда-то коснулась его на страницах «Нового Сатирикона». Правда, художник смотрит теперь на своих героев новыми глазами и в создании образа заостряет прежде всего социальную характеристику. Замысел и тема обретают отчетливую политическую направленность, но приемы изображения почти не отличаются от сатириконских. Рисунок, подобно журнальным иллюстрациям, рассчитан на близкое рассматривание и изобилует остро схваченными деталями, на которых преимущественно и основывается художественная выразительность. Эти живые подробности, как бы синтезирующие ряд метких наблюдений — жирный затылок и увесистый кулак генерала, осторожно-трусливый жест бывшего чиновника, лысина и очки меньшевика и т. п. — придают характеристикам жизненную достоверность и бесспорную историческую ценность: в них выражен дух эпохи. Однако специфика плакатной формы здесь, в сущности, еще не найдена. Стремление ее найти вскоре увело художника от приемов журнальной графики.

Опираясь на традицию народной лубочной картинки, Лебедев уже в 1920 году осуществил ряд попыток изменить свои художественные средства, добиться большего обобщения и лаконизма, но сохранить при этом развернутое повествование, обусловленное темой. Для этого тема как бы разделялась на составные части, рассказ разбивался на отдельные эпизоды или кадры. В одном плакатном листе размещалось два или три, иногда четыре, шесть и даже восемь рисунков; таким способом облегчалась сюжетная и предметная нагрузка каждого кадра, в рамках которого становилось возможным упростить изображение, несколько стилизуя его в духе народного искусства. Одним из характернейших примеров подобного творческого решения может служить превосходный плакат о дезертире — «Эх, горит мое сердечко» (1920), выполненный линогравюрой.

^{30. Апофеоз рабочего. 1920}

Как уже говорилось раньше, обращение к народной традиции всегда сочеталось у Лебедева с попыткой осмыслить и переработать ее в свете современных художественных идей. Огромное влияние на лебедевский плакат оказали кубистические штудии художника. Подобно вывеске, политический плакат по своим общественно-эстетическим функциям требовал ясного и доступного для зрителей художественного языка. Но следует назвать и другие условия, вне которых не могла существовать специфически-плакатная форма 1920-х годов. Важнейшим из этих условий являлся лаконизм изобразительных средств, обусловливающий быстроту или, лучше сказать, мгновенность зрительного восприятия плаката.

Иначе, как говорит один из теоретиков того времени, «плакат <…> окажется в противоречии со столичной улицей, по существу своему не дающей возможности ни долго смотреть, ни много думать»[29]. С тем же условием связаны и другие черты плакатной специфики — в первую очередь сила обобщения предметной формы, интенсивность цвета, захватывающая и увлекающая глаз, и, наконец, последовательно выдержанная плоскостность композиционно-пространственных построений.