Владимир Ленин. На грани возможного

Генерал Яков Герасимович Багратуни немедленно связался со штабом Северного фронта. Главный вопрос, поставленный им – сколько времени потребуется для переброски в Петроград надежных пехотных частей, кавалерии и артиллерии? Ответ был лаконичен: «Через сутки после отдачи приказа… Кроме того, у нас есть части, уже сидящие в поездах и вполне готовые к отъезду по любому направлению, которые могут прибыть через несколько часов». Багратуни был доволен: «Мне больше ничего не нужно»[1115].

Получив столь обнадеживающие сведения, правительство решило нанести превентивный удар. Как сообщала все та же «Новая жизнь» – «в течение всего дня 23 октября в Зимнем дворце и штабе округа происходили совещания о мерах борьбы с большевиками…» Городской милиции дали указание о проведении по районам обысков и облав, а Военно-революционному комитету, под угрозой ареста, был предъявлен ультиматум, требовавший отмены приказа, принятого им 22 октября[1116].

И ВРК уступил. Он заявил об отмене «мятежного» приказа и о начале переговоров со штабом ПВО. Позднее мемуаристы либо умалчивали об этом эпизоде, либо писали, что это был лишь маневр: Керенский, мол, пошел на попятный с казаками 22-го, а мы сделали вид, что уступили 23-го. То, что такие настроения были – это факт. Но все-таки дело обстояло сложнее.

На заседании ВРК 23 октября страсти разгорелись до предела. Явившиеся сюда от имени ЦИК меньшевик Борис Богданов и эсер Абрам Гоц сформулировали свой ультиматум: в случае отказа от отмены приказа и от переговоров со штабом округа, ЦИК покинет Смольный и заявит о полном разрыве отношений с ВРК.

Ничего хорошего накануне Съезда, который через день должен был собраться именно в Смольном, этот скандал не сулил. И левые эсеры, да и умеренные большевики, среди которых были члены ЦИК Рязанов и Каменев, принимавшие участие в переговорах, заявили, что если требования ЦИК не будут приняты, – они выйдут из ВРК. Вот так и пришлось действительно уступить. Со своей стороны Богданов и Гоц пообещали, что никаких репрессивных мер против большевиков предпринято не будет.

Вечером Антонов-Овсеенко на заседании Петросовета доложил о действиях ВРК. И Совет констатировал, что именно благодаря комитету «будет обеспечена возможность свободной и беспрепятственной работы открывающегося Всероссийского Съезда Советов»[1117].

То обстоятельство, что все это время Петросовет и ВРК во всех публичных выступлениях «осторожничали» и придерживались «оборонительной» фразеологии, – было вполне правомерным. И когда в литературе эту фразеологию уличали в несоответствии с наступательной позицией Ленина, то оснований для такого противопоставления – нет. Для Владимира Ильича важно было лишь то, чтобы оборонительная фразеология не перешла ту неуловимую грань, за которой начинается оборонительная тактика. Ибо «оборона – есть смерть вооруженного восстания».

Керенский принадлежал к тем, кто прекрасно это понимал. Расценив уступку ВРК как признак неуверенности и слабости, он решает нанести превентивный удар. «В ночь на 24 октября, – сообщала “Новая жизнь”, – Временное правительство проявило большую нервозность. А. Ф. Керенским было принято, по-видимому, решение, не выжидая выступления большевиков, начать активные действия… В ту же ночь были отданы распоряжения во все юнкерские и военные училища, находящиеся как в Петрограде, так и в ближайших окрестностях, быть в полной боевой готовности. С утра 24 октября начались уже активные действия правительства»[1118].

В 5 часов 30 минут утра в типографию «Труд», где печатались большевистские газеты «Рабочий путь» и «Солдат», явился отряд юнкеров. Они предъявили ордер на закрытие газет, устроили в типографии погром и опечатали помещение. Одновременно закрыли и правые газеты – «Живое слово» и «Новая Русь». Но в 9 утра в типографию – по указанию ВРК прибыли солдаты Литовского полка под командованием Петра Дашкевича и разогнали оставленный юнкерами наряд. Выпуск газеты был возобновлен[1119].

Утром 24-го в Смольном собрался большевистский ЦК. Присутствовали: Свердлов, Дзержинский, Бубнов, Милютин, Троцкий, Иоффе, Урицкий, москвичи Ломов и Ногин, и впервые участвовавший в заседании ЦК Ян Берзин. Присутствовал и Каменев, отставку которого ЦК принял 20 октября. Но о ней никто не вспоминал. Еще 22-го, узнав, что ряд членов ЦК настаивает на достижении в деле Каменева и Зиновьева компромисса, Ленин написал Свердлову: «По делу Зиновьева и Каменева, если вы (+ Сталин, Сокольников и Дзержинский) требуете компромисса, внесите против меня предложение о сдаче дела в партийный суд… Это будет отсрочкой»[1120].