Владимир Набоков: pro et contra T1

Однако одной лишь только документальной прозой таких писателей, как, например, Лидин или Пильняк (превращенные Набоковым в собирательного «Лидняка»), западная тема в советской литературе отнюдь не исчерпывалась. Помимо многочисленных романов, повестей и рассказов из западной жизни она часто проникала даже и в такие тексты, основной сюжет которых развивался в пределах отлично охраняемых государственных границ страны победившего социализма: сопоставления с разлагающимся Западом должны были придать действию глобальный характер, ввести его в контекст разворачивающейся мировой исторической драмы. Так, в романе Леонида Борисова «Ход конем» (1927), своего рода компендиуме всех модных нарративных приемов советской прозы двадцатых годов, автор несколько раз прерывает повествование, дабы перенестись на Запад и, так же как Ширин, угостить читателя всеми обязательными атрибутами «буржуазного загнивания» — развратом, притонами, новейшими танцами, джазбандами, коктейлями:

«За всеми русскими станциями, за полями и огородами гуляла накрашенная, короткоюбкая Европа. На Бэкер-стритах, Елисейских полях и Лейтенштрассах лежал серый асфальт, по его утрамбованной сплющенной суше шлялся безвизный ветер, перегоняя жуликоватых богачей и бедных жуликов. <…> Любовь изобрела новую колыбельную песенку для сухоточного Амура, на мотив этой песенки спрессованные пары терлись животами друг о друга, острословя в сторону страшного Востока. Облысевшие юнцы взглядами своими одевали раздетых женщин, разучившихся рожать и быть искренными…»[727] Антизападными настроениями была проникнута и значительная часть эмигрантской литературы — от трагической «Европейской ночи» Ходасевича до евразийских журнальных статей и непритязательной беллетристики[728].

Особо популярной разновидностью антизападной темы была тема антиамериканская, и не случайно именно с нее начинается пародийный «монтаж» в «Даре». Идиотическое изображение Нью-Йорка у Ширина пародирует целую традицию новейшей русской литературы от знаменитого очерка Максима Горького «Город Желтого Дьявола» до книги Пильняка «О-Кей» — традицию, для которой крайне характерны нелепейшие нагромождения нелепейших метафор и олицетворений, призванных передать и предать анафеме безумие американского образа жизни, стереотипные, но страстные филиппики о «власти доллара» и «погоне за наживой», клишированные картинки нью-йоркских небоскребов и электрических реклам. Так, ширинская триада деепричастий «дерясь, падая, задыхаясь» вкупе с образом дельцов, несущихся по Бродвею, явно целит в концовку антиамериканского стихотворения Маяковского «Вызов»:

        Но пока доллар
всех поэм родовей. Обирая,
        лапя,
               хапая,
выступает,
        порфирой надев Бродвей,
капитал —
        его препохабие[729]

.

В других «Стихах об Америке» у Маяковского над Бродвеем дует «сплошной электрический ветер» (ср. «электрическое небо» у Ширина), а сопливый ребенок сосет не грудь, а все тот же доллар[730]. Не менее абсурдным метафоризмом грешит описание Америки и в поэме Сергея Есенина «Страна негодяев»:

Вся Америка — жадная пасть <…>
Мчат, секундой считая доллар <…>
На цилиндры, шапо и кепи
Дождик акций свистит и льет[731]

.

Впрочем, эмигрантские обличители Америки, как правило, пользовались аналогичными риторическими фигурами. Так, например, Игорь Северянин в «Рояле Леандра» именовал США «злым краем, в котором машина вытеснила дух», и в очередной раз ниспровергал власть доллара с помощью банального олицетворения:

<…> мистер Доллар
Блестит поярче, чем из дола
Растущее светило дня[732]

.

Популярный беллетрист и публицист Владимир Крымов в книге путевых очерков пишет: «Я боюсь улиц Нью-Йорка. Они страшны. Бизнес лязгает и скрежещет зубами. <…> Вампир бизнеса сел на дома и зловеще ворочает и мигает глазами. Внизу хрипит, лязгает и скрежещет стальными зубами американизм»[733]. В Америке он обнаруживает «долларовый пожар, заклеенные долларами чувства и мысли», людей, «запряженных в доллары», чья душа «гнусавит, хныкает, воет и плачет»[734].