Владимир Набоков: pro et contra T1

Черные стволы, золотые звезды, зелень листьев и трав — цветовая гамма, зрелищное впечатление Пейтона у Бирса. У Набокова красно-желто-пепельное преобладает в ощущениях его уходящих персонажей.

Финальный пейзаж «Совершенства» и эта часть рассказа Бирса находятся в замечательном диалогическом общении — разве что русские осины сменяют величие неведомых дерев американского леса.

Но вот Пейтон как бы пробуждается от ночного пути — «все радостно сверкает на утреннем солнце… Толкнув калитку и сделав несколько шагов по широкой аллее, он видит воздушное женское платье; его жена, свежая, спокойная и красивая, спускается с крыльца ему навстречу. На нижней ступеньке она останавливается и поджидает его с улыбкой неизъяснимого счастья, — вся изящество и благородство! Как она прекрасна! Он кидается к ней, раскрыв объятья…» (с. 28). И перед читателем Набокова, тесня американскую пару, встают Марк

Штандфусс и Клара, перебежавшие из Штатов в Германию, из XIX века в XX, от Бирса к Набокову.

И «Катастрофа», и «Совершенство» оказываются, в свою очередь, как бы преображенными текстом «Случая на мосту…» У Набокова вначале происходит скрытый диалог со второй частью этого рассказа (в 1924 г.), затем — с первой (в 1932).

Тайна потустороннего мира сокрыта от обоих писателей. Но мгновения перехода в него представляются как счастье освобождения. Вся прелесть мира открывается и Марку, и Пейтону в любви; но герой «Совершенства» обретает сияние мироздания; это сопровождается и ощущением освобождения от тех рваных одежд, что сковывали его ежедневно, — в последние мгновения он обнаружил на себе вместо лохмотьев рубашки под «приличным» пиджаком что-то со змейкой-застежкой, виденное когда-то у приятеля. Приходит свобода от мучительной, скрываемой нищеты — вместе с концом блеклого мира, его окружающего. Обретается самое желанное и Цинциннатом в романе «Приглашение на казнь» — кончилось безысходное одиночество, сплющенный мир уходит в сплющенность падающих деревьев — он встречает мир себе подобных существ.

И Бирс, и Набоков дарят своим героям волю промежуточного царства, реализацию там сокровенных мечтаний этих «униженных и оскорбленных».

II. НАБОКОВ И Г. УЭЛЛС

Рассмотрим второй вариант общения Набокова с другим англоязычным и любимым им писателем — Гербертом Уэллсом, автором символистского рассказа 1911 г. «Калитка в стене». Название этого рассказа Набоков вбирает в свой текст, тем самым предлагая его окончательную расшифровку найти у Уэллса. В свою очередь, он вкладывает — по принципу любимой им некогда детской игры в пузиля — действие мрачно-абсурдистского рассказа в пространство, топографию уэллсовского. Рисунок ужасной правды вставал лишь при сопоставлении Уэллса и криминальной хроники русской парижской жизни 30-х годов. Речь идет о рассказе Набокова 1943 года «Помощник режиссера».

«Настоящий писатель должен внимательно изучать творчество соперников, включая Всевышнего», — заявит Набоков в одном из интервью, добавляя похвальные слова в адрес Уэллса. Он называет несколько любимых им рассказов, даже соседний к «Калитке в стене» — «Страна слепых», но, конечно, опустив, как всегда, название им использованного и предоставив читателю самому разбираться в его «системе знаков»[800].

Итак, сначала протосюжет, то есть «Калитка в стене» Уэллса. В начале сообщается, что блестящий государственный деятель Англии Лионель Уоллес недавно погиб странной смертью: он упал в известковую яму за забором со случайно незапертой рабочими калиткой, ведшей на некую строительную площадку. Своему другу Редмонду незадолго до того он рассказывал о видении калитки в стене, представавшей ему несколько раз в жизни — в час, когда решался следующий шаг его судьбы. Стена была белой, калитка, окрашенная желто-красными октябрьскими ветками каштана, — зеленой. И стена, и дверь обнаруживались по своей воле, а не по воле Уоллеса.

Именно ему дверь открылась в детстве, когда две ласковые пантеры провожали его по чудной аллее вдаль: «Очутившись в саду, испытываешь острую радость… то был зачарованный сад… он простирался во все стороны и ему не было конца… было такое чувство, словно я вернулся на родину… Там я заметил много людей… все они были прекрасны и ласковы и, каким-то непостижимым образом, я сразу почувствовал, что я им дорог и они рады меня видеть»[801]. Прошли долгие годы, стена и калитка неожиданно находились, когда Уоллес был не один или спешил по неотвратимому делу. Теперь он обещал другу в следующий раз не пропустить видения: «Я войду в нее, убегу от всей этой духоты и пыли, от этой блестящей мишуры и бессмысленной суеты». Редмонд размышляет над рассказом Уоллеса, обладавшего «чутьем или чем-то, что под видом стены и двери предлагало ему лазейку, тайный и необычайный исход в другой, несравнимо более прекрасный мир». Обольщение и гибель — так трезвый разум расценивает судьбу Уоллеса.

Однако реальность подражает литературе.