Владимир Ост. Роман

Что же касается милиционера, то, с грехом пополам справившись с крысой, он уже был готов ответить новым вызовам дня. Дело в том, что от его внимания не укрылся факт фотосъемки инцидента одним из трех шалопаев – трудно было не заметить всполохи света, которыми щедро одаривал его Наводничий. И понятно, что милиционер не разделял радости Василия по поводу успешно отработанной фотосессии. То есть он, конечно, не знал, что Наводничий – репортер, но очевидно, мысль о том, что подобные кадры могут оказаться даже на пленке любителя, претила ему. А потому, как только крыса исчезла куда-то за лестницу, а сам он спрятал пистолет в кобуру и надел брюки, под сводами крыльца прозвучало его повелительное, адресованное Василию восклицание:

– А ну быстро пленку сюда, говнюк.

Наводничий, не вступая в переговоры, развернулся и с той же прытью, с которой несколько минут назад рванул за милиционером, теперь дал от него сверхзвукового стрекача.

Осташова поразила скорость реакции товарища. Вот он, Василий, казалось бы, еще стоит рядом с крыльцом, он спрятал фотоаппарат в кофр, он весел, расслаблен, как вдруг, практически в это же мгновение, его черный силуэт уже мелькает в светлом проеме арки за добрых семь или больше метров от лестницы. Да впрочем, и немудрено. Обстоятельства, которые неподготовленный человек мог бы считать чрезвычайными и требующими хотя бы секундного осмысления, были для опытного папарацци обыденностью. Бог знает, сколько раз ему уже приходилось спасать отснятые картины жизни от разъяренных персонажей этих картин.

Почти одновременно с фотографом предпочел уклониться от дискуссии и Хлобыстин. Но перед тем как сбежать, он не удержался от соблазна и, злорадно хохотнув, гаркнул милиционеру:

– Ништяк! Теперь он тебя с этой крысой в штанах в «Комсомолке» пропечатает.

По вмиг ставшему свирепым лицу стража законности Осташов понял, что ситуация приобрела жгучую остроту и терпкость.

Так или иначе, Владимир сорвался с места последним – лишь тогда, когда милиционер со словами: «Не уйдете» сделал первый львиный прыжок в его направлении. Чтобы не стать жертвой чужих интриг, Осташову пришлось взять по-настоящему взрывной старт.

Между тем, Наводничий, стрелой долетев до поворота на Никольскую, остановился. Любой, кто когда-либо уходил от погони, подтвердит: поворот – отличная возможность оглянуться и оценить масштаб угрозы, а заодно и перевести дух. В случае с удирающим репортером, добавим, передышка позволяет, к тому же, вынуть отснятую пленку из фотоаппарата и спрятать ее в носок, или потайной карман под мышкой, или еще куда-то – у каждого свои предпочтения. Василий, отработанными движениями извлек из кофра аппарат, а из аппарата – кассету с пленкой и незаметно сунул ее в кармашек, который крепился к внутренней стороне утепленной кепки. Теперь, если милиционер его настигнет, он сможет, изобразив виноватую и примиренческую улыбку, отдать торжествующему простофиле какую-нибудь пустую кассету.

Тем временем благодаря остановке, которую сделал Наводничий, растянувшаяся на дистанции троица получила возможность сгруппироваться, и далее друзья понеслись от преследователя плечом к плечу.

– Куда роем? – поинтересовался мнением пристяжных коренник Хлобыстин. Беглецы как раз приближались к развилке: можно было уходить налево в проход к метро, направо – в Ветошный переулок, или никуда не сворачивать и бежать в сторону Лубянки.

Но, как выяснилось, можно было и вообще не бежать. Можно было ехать. Прибывшие к месту встречи на метро Владимир и Григорий не знали, что Василий сегодня был за рулем своих «Жигулей», которые он припарковал как раз невдалеке, на той же Никольской: Наводничий забыл сообщить им об этом.

– У меня тачка вон там, впереди, перед обувным.

– Заведется сразу? – спросил, прерывисто дыша, Григорий.

– Должна. Сегодня не холодно.

– Черт, народу – завал, – сказал Владимир.

Пешеходов действительно хватало, и они шастали прямо по неширокой проезжей части, перетекая где попало с одной стороны улицы на другую, чтобы посетить магазинчики, кафешки, художественные салоны и прочие заведения, которых пруд пруди в этой тихой части города. Что и говорить, Никольская улица – не самая приспособленная трасса для автогонок.

Но вот уже видны и родимые «Жигули».

Наводничий прибавляет оборотов и вырывается вперед.

Набегу нажимает на кнопку брелка сигнализации – все четыре двери отперты.

Репортер подскакивает к водительской двери и через секунду, уже сидя внутри, пихает ключ в замок зажигания.

Еще через секунду Осташов и Хлобыстин открывают, каждый со своей стороны, задние двери. И только они впрыгнули в салон, как Василий нажал на газ и мотор взревел.

Машина поехала – из-за обилия пешеходов не так резво, как могла бы, но, тем не менее, достаточно быстро, чтобы подуставший милиционер отказался от мысли продолжать погоню. Об этом подумали одновременно все, сидевшие в автомобиле, а Владимир произнес вслух:

– Все, считай, ушли.

– Точно, – сказал Василий, глянув в зеркало заднего вида. – Он сдох.

Хлобыстин и Осташов повернулись и тоже посмотрели назад.