Владимир Ост. Роман

Осташов все это время пил мало, налегал на закуску и стрелял глазами по женским лицам. К его огорчению, очень быстро стало очевидным, что почти все примеченные им с платформы девицы уже разобраны другими кавалерами. Причем, было заметно, что произошло это не сейчас – просто в расковывающей обстановке пикника открылись взаимные симпатии, которые в офисе явственно не выражались.

На вульгарно-томную Ию Осташов внимания не обращал. Она огорчалась, но недолго. Ия угощалась водкой наравне с Хлобыстиным. Вскоре они с Григорием уже через раз пили на брудершафт с поцелуями. И после каждого очередного тоста поцелуи становились все продолжительнее. Когда Ия встала («Мне надо в лесок на минутку отойти»), Григорий погладил ее по попе, по ногам, и она не отстранилась, не назвала его нахалюгой, а сказала лишь:

– Вы тут без меня все не выпивайте, я быстро.

Владимир порадовался в душе за приятеля, который, не требуя от судьбы изысков, просто брал, что в руки шло.

Еще раз оглядев всех симпатичных молодых особ, Осташов остановил свой взор на Русановой – похоже, она была свободна.

Анна увлеченно беседовала с Пелехацкой. Лишь один раз пристальный взгляд Владимира дождался ее ответного взгляда, но она сощурилась, как сощуривается человек угадавший чей-то коварный замысел, и тут же состроила ему рожицу – выкатила глаза и показала язык, словно говоря: «Что уставился? Отвяжись!» Осташова это задело: сделано все было не озорно, не шуточно, а очень всерьез, ровно так, будто Владимир давно навязывается со своими чувствами и до смерти надоел ей.

Что она себе думает, черт бы ее побрал? Она думает, что он втюрился, что ли, в нее? Нет, что эта Русанова вообще о себе воображает?

«Так, – подумал он, – Аньчик отпадает».

Единственной женщиной, которая, по прикидке Владимира, тоже была незанята, оказалась привлекательная брюнетка, сидевшая по правую руку от Мухина. Осташов приметил, что она тоже украдкой поглядывает на него. Впрочем, Владимир не поручился бы за безошибочность своего наблюдения.

– А кто это рядом с Мухиным, не знаешь? – спросил он у Хлобыстина.

– Жена его, Лена. Елена, бля, прекрасная.

– Она, чего, тоже в нашем агентстве?

– Нет, просто пару раз заходила за ним после работы – поэтому я знаю ее.

– Да… Никогда бы не подумал, что такая шикарная черная лисонька – жена нашего Мухина.

– Да куда ты смотришь-то, бубеныть?! Жена – с другой стороны. Поганка бледная. Натуральная мегера! Обрати внимание, как она там втихаря пилит его и дергает. Даже издалека видно, плешь ему грызет. Это – на людях. А прикинь, как она его дома гоняет. Как пацана, небось. А он перед ней – видал? – на задних лапках по стойке смирно. Мудак! Как можно с такой стервозой жить?

Владимиру стало жалко Мухина, за то, что он подкаблучником в семейной жизни оказался.

– Слушай, а вторая рядом с ним – она кто?

– Хэ-зэ.

– Кто?

– Хрен знает. Я первый раз ее вижу. Наверно, новая сотрудница. Ты на нее, что ли, решил взгромоздиться? Ништяк телка. Я бы ей тоже отдался. Ну попробуй. Семь футов тебе под килем. Презерватив только на киль надеть не забудь.

В это время Мухин поднялся и позвал всех играть волейбол.

– Так, где мой помощник? – сказал он.

Рядом с начальником отдела, откуда-то из-под его локтя, появился низкорослый мужчина лет пятидесяти.

– А, вот! Анатолий Кузьмич, сегодня вы из мастера офиса превращаетесь в мастера лесов, полей и рек. Где там у нас мяч?

Анатолий Кузьмич пошел к стоящей недалеко «Волге», взял из багажника волейбольный мяч и бросил в сторону нескольких сотрудников, которые уже встали в круг.

Осташов хотел было воспользоваться всеобщим движением, чтобы естественным образом приблизиться к брюнетке, но увидел, что с ней завел разговор раскрасневшийся Битуев. «Не вовремя ты пригреб своими бровями», – подумал Владимир.

– Что-то ты, Володь, совсем отстаешь, – сказал Хлобыстин. – Давай-ка, я тебе налью.

– Наливай, – сказал Осташов; ему вдруг надоел этот пикник. – Плесни нормально.

Григорий налил три четверти стаканчика.

– И мне, – сказала вернувшаяся из леса Ия.

Владимир изготовился, как спортсмен к ответственному выступлению, и выпил все до капли. На глаза навернулась непрошеная влага. Он зажмурился. А когда открыл глаза, то первое, на что упал его взгляд, был куст, что одиночно топорщился невдалеке. Орешник ли рос, или что другое, Осташов не знал, да это было и не важно. Владимира поразила форма растения: густой куст состоял из длинных прямых ветвей, стрелами торчащих из одной точки земли. Это был зеленый взрыв. И одновременно – иллюстрация другого взрыва. Который произошел в голове Осташова после ударной дозы водки.

Выставив назад локти, Владимир откинулся на спину, словно в том месте, где рос куст, действительно произошел взрыв, и его откинуло взрывной волной. Осташова словно контузило, звуки доносились, как сквозь вату. Но, что удивило, голова при этом оставалась ясной.

– Вы мужчины всегда так, – донеслись до него обращенные к Хлобыстину слова Ии. – Как до ответственности дело доходит, так вы сразу в кусты.

– Можно и в кусты, – ответил Григорий, – Пойдем, что ли, прогуляемся.