В-третьих, потому, что в отсутствие нормальных партий даже на федеральном, не говоря уже о региональном, уровне центральная власть не может в случае расхождения своих интересов с интересами правящего класса опереться на народ или правоохранительные органы. Ибо и народ, и правоохранительные органы сегодня находятся в прямой материальной и физической зависимости от бюрократических структур и олигархических кланов. Мне известен случай, когда один из лидеров одной олигархической группы сказал весьма высокопоставленному представителю федеральной власти: в этот регион можете не соваться — там вы у нас суд не выиграете.
В-четвертых, потому, что это только кажется нашим либералам (иногда их называют правыми), что если бы в России установилась не управляемая, а полномасштабная (где она есть?) демократия, они бы сохранили свою власть и собственность. Нет, власть тут же перешла бы к коммунистам, сомнений в этом нет никаких. И инстинктивно наши либералы не раз это признавали. Последний случай: либералы сыграли свою скрипку в разыгранной по нотам управляемой демократии партии, когда помогли своими голосами запретить коммунистам проводить намеченный ими референдум.
Да, в России еще нет стабильной системы плюралистических форм демократического участия элиты во власти, то есть того, что есть на Западе. По двум причинам (и не Путин их создал): во-первых, потому, что наши элиты ведут между собою борьбу не за участие, а за полный контроль над властью, во-вторых, потому, что элиты у нас сами по себе, а общество — само по себе.
На нынешнем этапе управляемая демократия не позволяет: 1) элитам пожрать друг друга; 2) одной из них — полностью (тотально) подчинить себе власть и общество; 3) народу — свергнуть (демократическим путем) власть нынешних элит и отнять у них собственность. В этом смысле управляемая демократия в России есть механизм восполнения функций отсутствующего в стране общенационального Общественного договора.
Кремль, центральная власть забрали рычаги управляемой демократии себе, чтобы они не достались не народу, а элитам. Ибо элиты и народ еще более, чем народ и власть, отчуждены друг от друга. Да что там, они просто ненавидят друг друга. В этом как раз Путин прав. А неправ он в том, что в своем патернализме не готов построить систему реального самоуправления и постоянно потакает бюрократии, когда она подталкивает его к всасыванию этого самоуправления в критикуемую ею же «вертикаль власти».
Впрочем, одно из объяснений того, почему Путин не стимулирует рост реального самоуправления, для меня очевидно. Он просто опасается, что в нынешних условиях местное самоуправление станет формой легализации пока еще неформальной власти преступных группировок по всей территории России. И в этом своем опасении Путин тоже прав. Если крупные преступники вполне успешно претендуют на власть через систему региональных и городских выборов, которые хоть как-то, но контролируются и корректируются федеральной властью, то естественно предположить, что местное самоуправление будет тотально захвачено низовыми криминальными элементами.
Насколько Путин зависим от Ельцина сегодня? Это одна из самых больших маленьких загадок сегодняшней российской политики. Разгадку знают очень немногие, но ясно, что это зависимость не лично от Ельцина, а от того, что справедливо называют «Семьей Ельцина», то есть одной из олигархических группировок, правда, знающей больше других. Зависимость ограниченная.
Когда ушедший в отставку Ельцин неожиданно собирается «на работу» в Кремль — это воспринимается с юмором. Когда видеокассету с каким-нибудь странным заявлением Ельцина доставляют к эфиру на телестудию — показ кассеты решительно пресекается. Но когда одной из причин торможения создания единого государства Россия — Белоруссия становится, насколько мне известно, желание Бориса Ельцина (и, надо думать, его «Семьи») стать президентом этого государства, зависимость ощущается отчетливо.
Утончается ли эта зависимость со временем? Ответ мы узнаем после президентских выборов 2004 года.
Одна из интереснейших составляющих феномена Путина — это то, как он своим появлением обрушил всю персональную иерархическую пирамиду российской политики. Рухнули все, включая Евгения Примакова и Геннадия Зюганова. О более слабых фигурах и говорить не приходится.
Объяснение этого факта — тема отдельной статьи, но восстановить эту иерархию до сих пор не удается: Путин по-прежнему парит над ее развалинами в гордом одиночестве.
Это, конечно, плохо. Плохо, потому что расслабляет центральную власть. Плохо, потому что демонстрирует ущербность самых ярких представителей нашей политической элиты. Плохо, потому что у Путина нет серьезного политического оппонента, то есть общество отучается от и так вяло приживающейся у нас альтернативности. Плохо, ибо именно в таких условиях объективно усиливаются элементы вождизма.