Владимир Высоцкий без мифов и легенд

Проговорили мы почти всю ночь. Тогда я узнал, что Володя влюбился в Марину Влади. Но я как-то не придал особого значе­ния этой новости, так как родилась она, насколько я мог понять, во время этого загула. А в такие периоды с Володей могло произойти все что угодно и прекращалось сразу же, как только прекращался и сам загул. Я подумал, что и на сей раз с этой новоявленной любо­вью будет то же самое.

На следующий день я купил ему билет, проводил в аэропорт, посадил в самолет, вручил коньяк стюардессе и взял с нее слово, что давать его Володе она будет только в крайних случаях (когда начнет буянить) и маленькими дозами. Так как в самолет он садился уже в полуразобранном состоянии».

Результатом этой поездки стала песня

Однажды я уехал в Магадан —

Я от себя бежал, как от чахотки.

Я сразу там напился вдрабадан

Водки!

Но я видел Нагайскую бухту

Да тракты,

Улетел я туда не с бухты-

барахты.

На следующий день на утренней репетиции Любимов спраши­вает:

—  Где Высоцкий?..

Пауза.

—  Зоя! Ассистенты! Есть здесь кто-нибудь? Кто-нибудь знает, где Высоцкий находится в данный момент?

Помощник режиссера Зоя Алиевна Хаджи-Оглы:

—  Юрий Петрович, Высоцкий не может приехать на репетицию.

—   Предупреждать надо, если он болен. Почему это — полная неизвестность? Почему я не знаю, где и кто из артистов находит­ся? Не звонят, не приходят. Что это такое? Кончать надо эту бога­дельню!

—  Он не может прийти, потому что он... далеко.

—  Как далеко?

—  Он из Магадана звонил...

22 марта директор театра вывешивает приказ об увольнении артиста Высоцкого.

Ю.Любимов: «Это верх наглости... Ему все позволено, он уже Галилея стал играть через губу, между прочим. С ним невозможно стало разговаривать... То он в Куйбышеве, то в Магадане... Шаля­пин... тенор... второй Сличенко».

Не зная все перипетии жизни Высоцкого, Любимов считал, что то, что происходит с ним в данный момент, — это начало «звездной болезни»: «Пройти огонь, воду и медные трубы — никому не дано. Огонь и воду настоящие мужчины могут еще как-то преодолеть, но медные трубы — никто пережить не в силах...»

А Высоцкий в это время уже в Одессе на досъемках фильма «Служили два товарища». Обстановка там не способствует выздо­ровлению, да и внутреннее состояние усугубляет болезнь. Он вы­зывает в Одессу Иваненко:

Прилетела. Через несколько дней они вдвоем возвращаются в Москву. Но перед этим — 26 марта — Высоцкий выступил в клубе одесских портовиков, куда пришло столько народу, что он не мог пройти в зал, и его передавали на руках, а сзади него, также из рук в руки, плыла его гитара.

Те, кто понимает, что Высоцкий и театр уже стали единым це­лым, что театр для Высоцкого стал его судьбой, упрашивают Лю­бимова вернуть его. Его берут на договор с условием амбулаторно­го лечения. Высоцкий соглашается пройти амбулаторное лечение у профессора Б.Рябоконя — лечение труднопереносимое, но эффек­тивное.

2 апреля он принимает первый сеанс, с которого В.Смехов при­вез его домой еле живым. Но к вечеру Владимир уже очухался и даже шутил.

7 апреля Высоцкий подает заявление в местный комитет теат­ра: «Считаю себя виновным в том, что поставил театр в трудное по­ложение, виновен перед коллективом. Сейчас я принял меры (ме­дицинские), чтобы впредь обезопасить театр и себя от повторения подобных выходок. Прошу вернуть меня в театр, работой своей по­стараюсь исправить положение и принести пользу театру».

Директор подписал приказ о строгом выговоре и снижении ок­лада до ста рублей. 9 апреля Высоцкий играет Маяковского, а 14 — Галилея.

В это время по Москве поползли сплетни, что, мол, Высоцкий спел последний раз все свои песни, вышел из КГБ и застрелился. Кто-то сочувствовал, кто-то зубоскалил... Телефонный звонок:

—  Вы еще живы? А я слышала — вы повесились.

— 

—  Какой у вас красивый голос, спойте что-нибудь, пожалуйста.