Владимир Высоцкий без мифов и легенд

A. Вознесенский              в своем «Реквиеме оптимистическом...» (1971, 1975) представил Высоцкого как «шансонье всея Руси», «русской песни крепостной», и Россия рыдала о нем как «о златоустом бла­таре»... О поэте речи не шло.

B.  

В воспоминаниях В. Туманова «Жизнь без вранья» читаем: «Из недавней книги А. Вознесенского "Прорабы духа" читатель узна­ет об особой близости двух поэтов. И это, разумеется, правда, под­твержденная цитатами, не относящимися, впрочем, к последнему периоду жизни Высоцкого.

Но был и он, этот последний, сложный период. Тогда, в част­ности, решался очень важный для Высоцкого вопрос о приеме его в Союз писателей. Вопрос этот так и не решился. Дело даже не в фор­мальностях. Володе было горько сознавать, что слова о неизменной поддержке, которых он в изобилии наслушался прежде, так и ос­танутся словами».

«Меньшого потеряли брата — всенародного Володю», — напи­шет в посмертном стихотворении А.Вознесенский. Как же так, поэт-архитектор, населивший свой быт и свои стихи каламбурами, в ко­торых одно слово при повторе перелетает в другое («шаланды» у него превращаются в «ландыш», «тьма» — в «мать»...), и раскрыв­ший народу «аксиому самоиска», не смог придумать другого обо­значения для поэта Высоцкого? Ведь «меньшими братьями», вообще-то, животных называют! Таким он и был для них — «меньшим братом».

Наверно, ошибочно думать, что такое отношение Вознесен­ского было именно только к Высоцкому. Здесь проявился харак­тер, общее миропонимание и ощущение своего собственного мес­та в поэзии. Вот какую характеристику дает Вознесенскому близко знавший его драматург Ю.Эдлис: «Охотник Брошка в «Казаках» Тол­стого говорит об Оленине: «нелюбый». Вознесенский смолоду об­ладал этим труднообъяснимым печальным свойством: он не вызы­вал к себе любви или дружеской симпатии. Не берусь судить, что мешало этому — душевная ли его холодность, равнодушие ли ко всему, что (или кто) не было ему в данную минуту полезным либо нужным».

Исключением было мнение Беллы Ахмадулиной, которая по­нимала высоту и значение поэзии Высоцкого уже при его жизни: «Он считал себя поэтом, и он, безусловно, поэт. Но его амплуа, его жанр — это бывает на свете один раз, это не с чем сравнивать. Он один, он таков. В этом не может быть изъянов — он один».

И еще Николай Рубцов — человек и поэт трагедийного миро­ощущения и столь же трагической судьбы. В книге «Воспоминания о Николае Рубцове» один из его вологодских друзей приводит та­кой многозначительный эпизод: «...Когда я пришел к Николаю ве­чером, он сидел на полу, тут же рядом стоял проигрыватель, зву­чали песни Высоцкого. Одну из них он проигрывал снова и снова, внимательно вслушиваясь в одни и те же слова, а потом спросил: "Ты бы так смог?" — И как бы сам себе ответил: — Я бы, навер­ное, нет...».

Из беседы художника Сергея Бочарова с министром культуры России Юрием Мелентьевым.

С.Б.: «Я сейчас пишу портрет Владимира Семеновича Высоц­кого. Он настолько в моем представлении с детства и с юности ге­ниальный мастер. И так считают по всей России, и в деревнях, и в поселках, где никто не слышал ни про Ахмадулину, ни про Евту­шенко. А вот его мы знаем как гениального певца и поэта. Нельзя ли как-нибудь сделать, чтобы его стихи напечатали?»

Ю.М.: « Я его очень люблю, у меня все его песни есть».

С.Б.: «Мне говорили, что стараются и Белла Ахмадулина, и Ро­берт Рождественский, и Андрей Вознесенский пробить его книгу стихов, и никак не удается».

Ю.М.: «Если бы хотя бы раз по-настоящему захотели издать стихи Высоцкого, у них бы все получилось. Они же вхожи во все кабинеты. Одно их заявление — и стихи Высоцкого вышли бы без проблем. А если бы Юрий Любимов по-настоящему поборолся за присуждение премии или звания (а без борьбы такого не бывает, желающих всегда много), то, думаю, тоже ему бы удалось».

В другой раз С.Бочаров пробует «пробить» стихи Высоцкого в популярный в то время журнал «Юность»: «Я же по наивности, не будучи другом его, но, зная от него о страстном желании напеча­таться, позвал его с собой на открытие выставки художницы, моей хорошей знакомой, в помещении журнала «Юность». Я подвел глав­ного редактора журнала Андрея Дементьева к Владимиру Высоцко­му, а сам держал в руках тетрадку с его стихами, от руки записан­ными самим Высоцким.

Говорю Андрею Дементьеву: «Вы же главный редактор, вы же можете несколько страниц в журнале дать для стихов Высоцкого». И протягиваю ему тетрадку. А он как-то фамильярно так отвечает, похлопывая Высоцкого по плечу: «Пописываешь все...», и эту тет­радку взял у меня. Но так эти стихи и не появились. В них не было ничего запрещенного. Что же мешало всем этим Дементьевым?.. Вот такие были у него друзья».