Владимир Высоцкий без мифов и легенд

А.Эфрос полагал, что творческое соревнование и взаимодейст­вие разных школ развивают театральное искусство. В итоге полу­чился великий спектакль, а для Высоцкого — одна из лучших его театральных ролей.

Комедию «Вишневый сад» А.П.Чехов написал в 1903 году. По всей России проходят торги — имения меняют хозяев. Идет процесс естественного экономического отбора, в котором побеждает силь­нейший. Помещице Раневской не суждено сохранить за собой име­ние. Своим образом жизни, бездарным управлением, точнее пол­ным отсутствием управления, она сама довела дело до аукциона. Планы финансового спасения, которые строят они с братом, — аб­солютно нереальны. Раневская настолько слабохарактерна и изба­лованна, настолько не привыкла бороться за собственное благопо­лучие, что ждать от нее разумных решений просто нелепо. Имению не миновать нового хозяина...

Друг семьи — купец Лопахин — вроде бы пытался научить хо­зяев, как выкрутиться из долгов: «Если вишневый сад и землю по реке разбить на дачные участки и отдавать в аренду под дачи, то вы будете иметь самое малое 25 тысяч в год дохода». Однако Раневская и ее брат Гаев не следуют такому выгодному плану. Тогда Лопахин неожиданно для всех купил имение сам. Здравый смысл, энергия, хозяйская состоятельность и хватка — все эти качества у него есть. Имение достается Лопахину не в результате каких-то махинаций — он честно побеждает на торгах Гаев а и купца Дериганова. Вишне­вый сад — его по праву.

Чехов считал роль Лопахина центральной в пьесе. При пер­вой постановке он предложил Станиславскому самому сыграть ее. «Если она не удастся, то, значит, и пьеса вся провалится», — писал он. Не все, однако, режиссеры понимали это. Эфрос понял... Высоц­кий предстал необычным, невиданным, парадоксальным Лопахиным. Интересно, что только через Лопахина-Высоцкого многие по­няли суть пьесы Чехова.

Сначала на роль Лопахина Эфрос назначил Высоцкого и Ша­повалова. Репетиции начались 24 февраля без Высоцкого — он в то время был за границей — и продолжались без него до конца мая. 7 мая А.Демидова телеграфировала ему: «Если сейчас не прие­дешь — потеряешь Лопахина».

С 26 мая к работе подключается Высоцкий. В шутку, чтобы не ругали за опоздание, сказал, что отращивал бороду для роли. На первую свою репетицию он пришел, еще не показываясь на гла­за Эфросу, сел в темном зале и следил издалека, как шла работа на сцене.

Рассказывает А.Эфрос: «Я репетировал «Вишневый сад», он был в Париже. Играл Лопахина дублер, я с ним долго работал, упор­но, это был очень хороший артист — Шаповалов, мы замечатель­но репетировали. Но однажды после прогона я почувствовал, как что-то невольно притягивает меня к той части зала, в которой си­дят актеры на замечаниях. Что-то меня притягивает именно туда. И я начинаю говорить только туда. Говорю свои замечания и посте­пенно начинаю видеть два каких-то невероятных глаза, впившихся в меня, — слушающих. Я не сразу сообразил — только потом, что Высоцкий приехал на репетиции. И он хотел в один раз догнать — вот он так меня и слушал. Это было невероятно... Потом это воспо­минание долго-долго из меня не выходило.

Действительно, он догнал за несколько раз, и мне пришлось очень обидеть Шаповалова, потому что, когда Высоцкий начинал репетировать, это было что-то неимоверное. Там есть момент, ко­гда Лопахин купил вишневый сад и когда он бушует, так вот, ко­гда он играл... Я помню, мы играли в клубе «Каучук», и в театре, и где бы ни были, к этому моменту все закулисные работники, люди из бухгалтерии, откуда-то еще — все-все-все стягивались к кулисе и слушали этот момент. Он играл его так страшно, что вообразить трудно, как может выдержать человек такое бешенство: он так пля­сал, так кричал, так неистовствовал, что это было невероятно. При­чем так было всегда. У меня есть пленка с записью спектакля. Я ее стал недавно прослушивать и понял, что эта пленка записана в тот день, когда все артисты играли спустя рукава — это сразу и очень чувствовалось, но только лишь доходят до этого места — и Высоц­кий играет точно так же, как всегда. И всегда невероятные, страш­ные овации после его монолога. Он говорил: "