Владимир Высоцкий. По лезвию бритвы

Надо сказать, что «борец за светлые коммунистические идеалы», создатель незабываемых «Подмосковных вечеров», дважды лауреат Сталинской премии, народный артист СССР В. Соловьев-Седой сам долгие годы страдал тяжким недугом — алкоголизмом. О его многочисленных загулах в артистической среде и тогда ходили фантастические легенды, одну из которых рассказал композитор Александр Колкер: «Татьяна Давыдовна, жена композитора, всю жизнь провела в суровой борьбе с алкоголем. Сама терпеть не могла спиртного, и не только потому, что муж его обожал, но и сугубо, я бы сказал, по происхождению — родилась в семье киевских интеллигентов, пианистка, прямая, строгая, рыжая. На даче Татьяна Давыдовна была уверена в себе и спокойна — нигде и ста граммов не сыщешь, все стерильно. Однако какая-то чертовщина происходила. Вася писал утром, а притомившись, говорил жене — пойду в сад, яблоньки окучивать. Любовь, мир и гармония. Ну прямо рай. Через полчаса Вася приползал «на бровях»… Оказывается, когда на даче играли свадьбу его дочери, этот веселый и остроумный, а главное, дальновидный мужик под каждую яблоню зарыл по нескольку бутылок отборного коньяка. Талант везде талант!»

Надо отметить, что в те последние дни 68-го года доставалось не только Высоцкому. К примеру, «защитники светлых коммунистических идеалов» на выборах в Академию наук СССР по отделению литературы провалили кандидатуру А. Т. Твардовского, а Ленинградский обком провел даже тенденциозную проверку идеологической работы в коллективе Пушкинского Дома, который имел смелость выдвинуть кандидатуру А. Т. Твардовского в АН СССР. Так что в те дни желание залить все горести водкой и не видеть всего этого бесовства возникало не только у Владимира Высоцкого.

Марина Влади вспоминает: «Однажды вечером я жду тебя. Ужин остывает на кухонном столе. Я смотрела скучную программу по телевизору и уснула. Среди ночи я просыпаюсь. Мигает пустой экран телевизора. Тебя нет. Телефон настойчиво звонит, я беру трубку и впервые слышу незнакомый голос, который временами заглушают стоны и крики: «Он здесь, приезжайте, его надо забрать, приезжайте быстрее!» Я с трудом разбираю адрес, я не все поняла, мне страшно, я хватаю такси, бегом поднимаюсь по едва освещенной лестнице, где пахнет кошками. На последнем этаже дверь открыта, какая-то женщина ведет меня в комнату. Я вижу тебя. Ты лежишь на провалившемся диване и жалко морщишься. Пол уставлен бутылками и усеян окурками. На столе — газета вместо скатерти. На ней ели соленую рыбу.

Несколько человек валяются по углам, я их не знаю. Ты пытаешься подняться, ты протягиваешь ко мне руки, я дрожу с головы до ног, я беру тебя в охапку и тащу домой.

Это мое первое столкновение с тем, другим миром, впервые в жизни я увидела, как засасывает людей омут мертвой пьянки».

В дни, когда Марина Влади была далеко от Москвы, в Париже, из «омута мертвой пьянки» Высоцкого вызволял Павел Леонидов.

«Ночью вызывает меня Володина мать, я мчался, грузил Володю в мою машину и вез его в Люблино, он-то мешок ватный, во дворе клиники припускается бегать по снегу: как-то в лунную ночь в легкой рубашке бегал час, а я и трое санитаров его ловили. В машине ехал полутрупом, утром мне звонила Антонина Ивановна Воздвиженская, чудная женщина, главврач той больницы, прежде главврач известной больнички на улице Радио, где откачивали многих знаменитых советских алкоголиков, где и мне довелось полежать перед самым ее закрытием — она располагалась возле хозяйства покойного академика Королева, оттого и перевели ее в Люблино. Звонила Антонина Ивановна и говорила, что Володя требует: «Домой!»…

Помню, я приехал навестить Володю в Люблино, а у него белая горячка. Я с доктором Воздвиженской вошел в палату, а Володя старательно вбивал в стены «бесконечные гвозди».

В отличие от П. Леонидова, который одно время сам лечился от этого тяжелого недуга, для Марины Влади российский алкоголизм — явление страшное и диковинное одновременно. В тех краях, где жила и воспитывалась она, эта проблема тоже существовала, но не в таких масштабах и проявлениях, как в России. Теперь же, став женой Владимира Высоцкого, она вынуждена вкусить все «прелести» этого явления, испить чашу жены алкоголика до дна.

«В Советском Союзе терпимость к пьяницам всеобщая, — пишет Марина Влади. — Поскольку каждый может в один прекрасный день свалиться на улице в бессознательном состоянии в замерзшую грязь, пьяному все помогают.

Его прислоняют к стене в теплом подъезде, не замечают его отсутствие в бюро или на заводе, ему дают мелочь на пиво — «поправить здоровье». Иногда его приносят домой, как мешок. Это своеобразное братство по пьянке».