Владимир Высоцкий. Только самые близкие

И третий случай. «Володя в глубоком запое», как я понял из разговоров. Последний оказался. Я приехал к Нему. Сел. Наблюдаю. Аркаша Высоцкий очень грустный, говорит моему отцу, мол, «я больше не могу сидеть, мне надо в институт». Все бегают, мечутся, все как-то не так. Слышу Володин голос, Он уже не говорит, а что-то рычит страшно. Вбегает в комнату со стеклянным взглядом (как на фотографии в роли Свидригайлова), смотрит на меня в упор и… не видит, что- то судорожно ищет, выскакивает на лестницу прямо в трусах, потом обратно. Вдруг останавливается, лицо неожиданно смягчается, мгновенно добреет, и Он говорит очень тихим, даже нежным голосом: «А?! Илюшка, привет!» И все, снова выключился, понеслось. Я очень переживал. А буквально через день, ночью, Володя с папой заехали за мной, чтобы ехать ночевать к Нему. Он был свежий, «как огурчик», подтянутый весь. Только как будто очень-очень уставший. Я страшно обрадовался, думаю, все кончилось, слава богу.

13 июля я должен был отправиться в спортивный лагерь на сборы, а двенадцатого с другом Сашкой, до конца не верившим в мое такое высокое знакомство, пришел в театр просто поболтаться, да и Володю посмотреть в «Преступлении». В те дни, когда в афише значились спектакли с Его участием, а они, как правило, отменялись, театр напоминал жалкую крепость, осажденную несметной ордой. Я уже не ходил на спектакли целиком, видел все по много раз, поэтому смотрел обычно любимые «Володины» куски. Шел первый акт. Мы с Сашкой сидели в буфете за бутербродами. Рядом у противоположной стены беседовали трое моих знакомых — ярых «таганских» фанатов.

Вдруг выходит Он. И прямо ко мне. Я как-то необычайно обрадовался. Говорю так просто: «Вот, мол, дядя Володя, познакомьтесь, Сашка, друг мой, карате вместе занимаемся». Сашка остолбенело, как кролик удаву, руку жмет. А Володя, измученный такой, говорит мне: «Вы покушайте, а потом идите в зал. Будет очень важная сцена». Я ему — конечно, обязательно. А Он вдруг наклонился, поцеловал меня в лоб, повернулся и ушел. Я как-то весь замер. С одной стороны, мне было очень лестно, радостно — вот все, и Сашка тоже, увидели, как меня Володя любит. Но было внутри что-то свербящее. Я говорю Сашке: «Давай останемся завтра на «Гамлета», а в лагерь отдельно позже приедем». А он: «Да ладно, не убежит от нас «Гамлет», вернемся через месяц, тысячу раз еще увидим». Да и порядки в секции у нас были строгие. В общем, не сложилось.

А в лагере, 27 июля, тренер, краем уха слышавший о моем знакомстве, сказал: «А ты слышал, Высоцкий умер».

Он остался для меня добрым божеством, обещавшим подарить полный комплект «Адидаса», итальянский гоночный пятнадцатискоростной велосипед для поездок из школы к Нему на дачу, настоящую испанскую гитару…

Он одарил меня неизбывным счастьем прикосновения к своему Гению, счастьем жить в одно время с Ним и рядом с Ним.

Мне хочется когда-нибудь встретить Его, упасть к Его ногам, поцеловать их и громко крикнуть: «ДЯДЯ ВОЛОДЯ! ВЫ — ВЕЛИКИЙ ГЕНИЙ! ТЕПЕРЬ ВСЕ, ВСЕ ЗНАЮТ ЭТО! СПАСИБО БОГУ, ЧТО ВЫ ЕСТЬ В МОЕЙ ЖИЗНИ!»

Диалоги о Высоцком

В конце 80-х годов Людмила Владимировна Абрамова часто говорила о том, что всех друзей Высоцкого надо усадить за один стол, посадить друг напротив друга, и пусть они говорят, спорят, выясняют свои отношения и истину.

Потом родилась и была частично реализована идея научных чтений «Высоцкий в 1980 году». В музее В.В. собирались друзья, коллеги по театру, приходили и сыновья Высоцкого. Основное сообщение делал я, а потом шло обсуждение (записи этих заседаний хранятся у меня — возможно, там есть драгоценные детали и ценные свидетельства и их время еще придет. — В.П.). Так что сама идея коллективного выяснения истины была достаточно плодотворной…

После одного из таких «заседаний» мне посчастливилось присутствовать при разговоре Людмилы Абрамовой и Валерия Золотухина. Тогда я и сделал запись их свободного диалога — и о судьбе посмертной маски В.В., о знакомстве В.В. и Марины Влади, о дневниках Золотухина и о работе В.В. в Театре на Таганке.