Владимир Высоцкий. Только самые близкие

Ведь этот диагноз смерти — якобы инфаркт миокарда, — он всех устроил. Все с радостью за него ухватились. А ведь это делается все очень просто: берется одна кардиограмма… Я сейчас могу показать вам десяток кардиограмм с инфарктом… Все дело в том, чтобы убрать все предыдущие кардиограммы, — тогда не с чем сравнивать. О том, что подсунули кардиограмму, мне говорили Годяев, Сульповар и еще кто-то из реанимобильных фельдшеров…

Извините, я все время отвлекаюсь, но что делать… В общем, исходя из того, что надо подготовить Высоцкого к первому августа и что мы можем взять его только на два-три дня, мы решили забрать его через день — то есть 25 июля утром.

А двадцать пятого я прихожу на работу, фельдшера мне говорят:

— Станислав Алексеевич, Владимир Семенович умер.

Среди ночи Федотов вызвал нашу машину. На Малую Грузинскую ездили Рюрик Кокубава и Володя Коган. Кстати, вам с ними тоже надо поговорить…

Я тогда разозлился страшно. Ведь почему еще мы с Леней взорвались двадцать третьего? — Хлоралгидрат! Этот препарат всегда у нас был, но мы его почти не применяли. А если и применяли, то только в клизмах… А Федотов мешал хлоралгидрат с водкой. Вот в чем дело! Ведь если мешать препарат с водкой, то его действие усиливается, по крайней мере, в два раза. Они потенцируют друг друга. Поэтому мы и застали Высоцкого в таком состоянии — это была кома! Медикаментозная кома.

И если ночью двадцать пятого был аналог ситуации двадцать третьего — а, судя по всему, аналог был полный — Высоцкий умер от асфиксии. Запал язык, и он просто не смог дышать… Ведь он был полностью релаксирован — расслаблен — за счет больших доз седативных препаратов… И ведь Федотов лечил его этим методом не день и не два — по крайней мере, последние две недели.

Да, вскрытия не было, но оно могло бы и не установить точной причины… Кстати, утром двадцать пятого я думал, что Высоцкого привезут на вскрытие в Склиф. И совершенно озверевший позвонил своим судмедэкспертам (хотя, конечно, этого делать не стоило)…

И говорю Вороновой Инессе Васильевне:

— Сейчас привезут Высоцкого — посмотрите, чтобы кровь взяли на все яды…

Но Высоцкого не привезли…

Вот Смехов сказал, что Высоцкий умер от самого себя… Да, в какой-то мере от самого себя. Но ведь он не весь умер, он убил только свое тело. Это Смехов умрет, и после него ничего не останется, кроме кучки праха. А Высоцкий останется.

Но Высоцкий умер не только от самого себя, он умер и, в частности, от нас! И, в частности, от меня тоже! Может быть, наше общество и не убило его, но оно его вытолкнуло. Кстати, в случае Высоцкого каждому есть что скрывать…

Жизнь перед каждым ставит проблему: как остаться самим собой… Высоцкий выбрал это… Но у него была не банальная наркомания, это была, повторяю, форма социальной защиты. Так у него шла настройка на наше социальное дерьмо!

Высоцкий был и остался сильным мужиком, которых всегда не хватает! Я только хочу, чтобы его сыновья знали это.

Москва, 17 августа 1991 года

Владимир Коган (фельдшер реанимобиля Института им. Склифосовского)

— Когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с Высоцким?

— В 1969 году, когда Володя поступил в наше отделение реанимации, он попал туда с желудочным кровотечением.

— Ваша бригада ездила за ним?

— Нет, Володю привезли на «скорой помощи» — вместе с ним были Марина Влади и Сева Абдулов — вот тогда я его увидел впервые. После этого Володя стал появляться в нашем институте более или менее регулярно, заходил просто так… Вот тогда мы и познакомились. Пару раз приезжал сюда и забирал с собой на спектакли. И на концерты — тоже. Помню, как он привез нас в Дом культуры АЗЛК. Володя сам провел нас, сам посадил. Несколько раз решали с ним какие-то вопросы… Сразу же вам скажу, что никакой дружбы у нас не было — обыкновенное знакомство. На Малой Грузинской при жизни Володи я не бывал, попал туда только ночью 25 июля.

— А часто Высоцкий попадал в Склифосовского после 69-го года?

— Да, бывало несколько раз, я уже не помню по годам. А потом часто бывал по «своим делам»… К этому времени все наши врачи и мы — фельдшеры — были его хорошими знакомыми.

— А самый первый раз чем вам запомнился?

— Ну нам больше запомнилась Марина Влади… Володя- то лежал в отделении — он много крови потерял тогда, много с ним пришлось поработать врачам… А Марина сидела у нас в ординаторской.

— А обычные — рядовые «заезды»?

— Часто он заезжал к нам после возвращения из-за границы — рассказывал… А нам все было интересно: как там жизнь на том «проклятом Западе»?! Выходили во Франции диски — привозил, показывал. Дарил, по-моему, только Лене Сульповару. Однажды приехал и говорит:

— Поехали, прокатимся.

А мне очень нравился его большой «мерседес»…

— Ну поехали.