Все дни, что мы с Володей там жили, гостей в доме не было. Варя всячески старалась оградить Володю от лишнего беспокойства.
При обсуждении программы концерта у нас с Володей возникли если не споры, то некоторые разногласия. Я был настроен, мягко говоря, несколько авантюрно: настаивал на том, чтобы Володя спел в Ереване самые острые свои песни — «Охоту на волков», «Баньку», «Джона Ланкастера». То есть я его как бы провоцировал, а он отбивался и оборонялся, говорил, например, что слов «Нинки» он уже не помнит (а я обещал, что буду подсказывать ему из зала)... Какой-то мальчишеский бунтарский настрой охватил меня. Но я не предполагал, что всё будет происходить так официально — ролики, афиши, билеты, — думал, что Володя просто выйдет на сцену с гитарой и споёт десятка полтора песен. А главное — я понятия не имел, что ему в то время было вообще запрещено выступать. Правда, довольно скоро я понял, как легко быть смельчаком за чужой счёт... Володя же был настроен более серьёзно: он приехал в Ереван
В конце концов Володя определил свой репертуар без моих советов и написал на листочке список песен, которые собирался петь. Чувство ответственности его не покидало. Не стал он петь ни «Охоту», ни что-либо подобное. И даже почему-то не спел «Нейтральную полосу», хотя в клубе КГБ это было бы вполне уместно.
В общем, перед первым концертом состояние у Володи было бодрое — всё идёт так, как ему нравится, жизнь кипит, обстановка постоянно меняется, динамики хоть отбавляй. К тому же он словно бы вернулся в свой
Примерно в три часа вышли из дома. Какие-то мальчишки в нашем дворе фотографировали Володю, когда мы садились в машину: в это время в Ереване шли «Опасные гастроли», и Высоцкого узнавали в лицо.
Приехали. Клуб благоустроенный, образцовый для тех времён, с залом мест на шестьсот, не меньше. Познакомились с администратором — молодой мужчина среднего роста, очень любезный. Короткий деловой разговор: он предложил мне произнести какое-нибудь вступительное слово перед концертом, я отказался. Вид у Володи был
— Справится?
— Сказал, что справится...
Я заглянул в зал — есть свободные места: видимо, не успели толком оповестить людей, к тому же — новый район Еревана, в отдалении от центра.
С Володей договорились, что я буду сидеть в зале.
Концерт выглядел весьма солидно. Администратор сказал несколько стандартных фраз: «У нас сегодня в гостях...» и так далее. Показали ролик минут на десять, — и на сцену в чёрной водолазке и изрядно помятых брюках вышел Володя. Особых восторгов в зале не помню, но принимали его тепло. Он прочитал монолог Хлопуши из «Пугачёва» — в полную силу и мощь, весь из себя выходил. Сильное впечатление. Запомнилась реакция Баграта, который до этого видел Володю только в «Павших и живых», в комической роли. Его поразил Володин напор: «убийственный» — так, помнится, он сказал. И добавил:
— Какая всё-таки Россия великая страна!
Песенную часть Володя начал с «Братских могил». Потом были «Поездка в город», «Сентиментальный боксёр», «Жираф», «Сыновья уходят в бой», «Слухи», «Мы в очереди первые стояли...». Общая реакция публики — доброжелательная, но спокойная. По-моему, в зале большей частью находились работники завода — простые люди, не русскоязычные интеллигенты и не люди искусства. Чувствовалось, что для многих из них песни Высоцкого — всё же чужая культура, им трудно улавливать подтекст.
Не помню толком, как закончился этот первый концерт, — значит, всё прошло нормально. Был я крайне усталым: не привык к такому режиму, не та у меня энергетика, а тут — с корабля на бал... С нетерпением ждал антракта, чтобы чего-нибудь выпить и как-то продержаться.
Вернулись домой. Стало заметно, что утренний «заряд» у Володи ушёл. Отдыхать он отказался, а перед отъездом в клуб КГБ сказал мне:
— Давай на всякий случай возьмём бутылку коньяку — тяжело будет петь два концерта подряд.
По дороге заскочили домой к отцу — у мачехи всегда были большие запасы этого напитка.
Отец с мачехой на концерт не пошли, да я их и не приглашал: мнение отца о Володиных песнях мне было известно. Он слышал его песни во время моих приездов в Ереван — я постоянно крутил дома записи. Однажды отец даже спросил:
— Ты не устал?
— От этого не устаю.
— Странно он всё-таки поёт — как
То есть сам голос Высоцкого вызывал у него подозрение — какой-то