— Актер, но человек! — и под укоризненным взглядом преподавателя Вениамина Захаровича Радомысленского «смутился» и добавил: — Я только хотел сказать, что и актер — человек.
Сдерживая улыбку, педагог произнес:
— У тебя в дипломе будет написано — актер драматического театра и кино, а ты — безнадежный сатирик…
Два курса Владимир Высоцкий был «комик» и вдруг на экзамене за третий курс поразил преподавателей ролью Порфирия Петровича из «Преступления и наказания» Ф.М. Достоевского. Готовил Высоцкого к экзамену по актерскому мастерству, а затем ставил спектакль в 1959 г. на сцене Московского Дома учителя тогда молодой преподаватель студии МХАТ, а позже заслуженный артист РСФСР, режиссер и артист, один из основателей театра «Современник» Виктор Николаевич Сергачев. Именно он помог раскрыться Владимиру Высоцкому как актеру с большим драматическим накалом.
В период появления замысла постановки В.Н. Сергачев был очень увлечен творчеством Достоевского. И, буквально погрузившись в его мир, мечтал перевести его прозу на язык театра. Тогда-то он и предложил на третьем курсе Высоцкому и Роману Вильдману поставить отрывок из «Преступления и наказания». Для этого был взят без сокращений текст из романа — последний приход Порфирия Петровича к Раскольникову. По словам В.Н. Сергачева, при постановке они попытались полностью буквально выполнить ремарки Достоевского. Например, когда на вопрос Раскольникова: «Так кто же убил?», Порфирий Петрович отвечает: «Как кто? Вы и убили, Родион Романович», у Достоевского написано, что Раскольников схватил себя за голову, теребил волосы, и воцарилось молчание, и молчание длилось долго, может быть, минуты две, — актеры точно так же две минуты и молчали.
Роль Порфирия Петровича была для Владимира Высоцкого настоящей удачей. Впервые за годы обучения в студии МХАТ он получил «отлично» по актерскому мастерству. Многие преподаватели были потрясены этой постановкой. На сцене сделали декорации, точно следуя Достоевскому: тесную каморку, а сверху положили ширму, создавая иллюзию низкого потолка, который «душу и ум теснит», что придавало еще большую достоверность происходящему. Профессор русской и западной литературы А.И. Белкин, считавшийся большим специалистом по Достоевскому, в слезах выбежал за кулисы и говорил, что впервые увидел настоящего Достоевского. После экзамена Павел Владимирович Массальский, не раз прежде упрекавший Владимира Высоцкого в эс-традности, сказал ему:
— Теперь я понял, что вы — актер! — Это была самая дорогая похвала великого учителя талантливому ученику.
В 1959 г. Владимир Высоцкий еще какое-то время играл роль Порфирия Петровича на сцене Дома учителя, куда его пригласил В. Сергачев, работавший там режиссером. Работа шла параллельно со студийной и была недолгой, но очень важной для Владимира, который впервые играл как актер, а не как студент на занятиях или концертных программах во время летней практики.
По воспоминаниям известного театроведа Андрея Александровича Якубовского, игравшего тогда вместе с Высоцким в том же спектакле, ничего легковесно-студенческого в Высоцком в ту пору не было. Он вел себя чрезвычайно самостоятельно и по-деловому, то есть относился к работе как к конкретному делу, не испытывая никаких излишних «сантиментов», и был всецело сориентирован на выполнение определенной задачи. Столь же определен и конкретен Высоцкий был и в работе над гримом, которого, кстати сказать, в этом спектакле у него почти не было. На сцене он умел в себе самом «вытащить» именно то психологическое качество, тот «нерв», какие были необходимы для точной передачи переживаний героя. Порфирий Петрович в исполнении Высоцкого был человеком глубоко заинтересованным в своем деле, захваченным процессом выявления истины. Очень интересно, Высоцкий произносил реплики в сторону. Являясь непосредственным участником происходящего, Порфирий Петрович в инсценировке Сергачева все время оценивал события по ходу действия. Когда Николка бросался к нему в ноги, признаваясь в том, что убил он, и сразу говорил: «Топором», — Порфирий Петрович произносил реплику: «Эх, торопится — на себя наговаривает!» Высоцкий произносил эти слова исходя из собственного темперамента, собственной увлеченности процессом игры… Попытка встать в какой-то момент на позицию стороннего наблюдателя в оценке событий, участником которых он являлся, делала образ очень сложным и при этом — ограниченным.