Владимир Высоцкий. Жизнь после смерти

Н. Губенко сумел подхватить идеи А. Эфроса по возрождению театра. Театр на Таганке, как птица феникс, вновь стал прежним. Вот отзыв о «Таганке» побывавшего в то время на его спектаклях итальянского сценариста Уго Волли («За рубежом», № 51, 1987 год): «Коллективом, который наиболее приближается к нашим представлениям о стационарном «престижном» театре в Москве, является, конечно же, Театр драмы и комедии на Таганке. Труппа работает в современном здании, облицованном красным кирпичом, где спектакли могут одновременно идти на трех сценах. Коллектив насчитывает около сотни актеров, которые являются постоянными штатными служащими театра и дают примерно 500 представлений в год, имея в репертуаре 24 спектакля, исполняемых «в соответствии с критерием предпочтения публики». На протяжении той недели, что мы провели в Москве, в Театре на Таганке игрались десять разных спектаклей. Мы еще раз посмотрели мольеровского «Мизантропа». Здесь, у себя дома, спектакль выглядел куда лучше, чем на недавних гастролях театра в Милане. Актерский ансамбль прекрасен, и публика живо реагирует на то, что происходит на сцене. Нам показался интересным и другой спектакль – «Пять рассказов Бабеля», воскресивший в памяти традиции народного театра».

Осенью 87-го в Театр на Таганке вернулись В. Смехов, В. Шаповалов, Л. Филатов и Д. Боровский.

Через время, которое расставит многое по своим местам, Л. Филатов скажет: «Я свой гнев расходовал на людей, которые этого не заслуживали. Один из самых ярких примеров – Эфрос. Я был недоброжелателен. Жесток, прямо сказать… Вообще его внесли бы в театр на руках. Если б только он пришел по-другому. Не с начальством. Это все понимали. Но при этом все ощетинились. Хотя одновременно было его и жалко. Как бы дальним зрением я понимал, что вся усушка-утряска пройдет и мы будем не правы. Но я не смог с собой сладить.

Я б ушел из театра и так, но ушел бы, не хлопая дверью. Сейчас. Тогда мне все казалось надо делать громко. Но он опять сделал гениальный режиссерский ход. Взял и умер. Как будто ему надоело с нами, мелочью… И я виноват перед ним. Я был в церкви и ставил за него свечку…»

Возвращение Ю. Любимова

Я не вернулся… Вы понимаете, лишенный гражданства человек вот так приехать и вернуться… Куда? В тюрягу? Значит, меня позвали – я приехал…

Юрий Любимов

Другим вернулся Юрий Петрович, обретя опыт работы со многими зарубежными мастерами, привыкнув к ритму постановок и выпусков спектаклей, иными стали актеры, отвыкшие работать с ним.

Зоя Богуславская

Вернувшись, Любимов показал «звериный оскал капитализма» тем артистам, которые ждали его, как отца родного, но оказались ему не нужны. Он решит отфильтровать нужных артистов от ненужных, а ненужных выкинуть на улицу, несмотря на то, что все они любили его безоглядно и верно – верили ему, и верили в него, и дружно боролись за его возвращение.

Владимир Качан

«Я прошел советскую Голгофу», – говорит Ю. Любимов о себе. Мы все знаем, что такое Голгофа – это бичевание и распятие. Но Любимова никто не распинал. Да, его журил Гришин, бывший тогда секретарем МГК КПСС, после чего Любимову построили суперсовременный театр, а Андропов расцеловал его за спектакль «Десять дней…». Очень странная Голгофа получается!

Савелий Ямщиков

В 1988 году сенсация следовала за сенсацией. Люди боялись верить, боялись отпугнуть процесс возвращения духовным и нравственным ценностям их первоначального смысла. В нашу культуру возвращались дорогие опальные имена. Являлись на свет ошеломляющие публикации, восстанавливались спектакли, снимались с полок фильмы. И в этом потоке событий – возвращение Юрия Любимова.

14 марта 1988 года Театр на Таганке привез в Мадрид спектакль «Мать».