Владимир ВЫСОЦКИЙ

Песенный ключ был положен в основу стилистики фильма в целом. Каждый из персонажей вел (пел) свою песню. Главные герои — два друга-красноармейца, чудесно сыгранные Р. Быковым и совсем тогда молодым О. Янковским,— вели простодушную мелодию старой солдатской песни, которая и дала название картине. Женщина-комиссар, которую играла А. Демидова, была родом из печальных песен о гибели отважных героев гражданской войны, например, «Там вдали, за рекой...«.Сюжет Брусенцова строился из серии роковых неудач. Поражение добровольческой армии он переживает, как карточный проигрыш; роковое решение бежать с родины и сам этот злосчастный отъезд игрались, как катастрофа полная и окончательная. Даже светлый миг экранной жизни Брусенцова — любовь к сестре милосердия (Ия Саввина) и женитьба на ней — выглядит не проблеском лучезарного счастья, но соломинкой спасения, за которую судорожно хватается герой в предчувствии конца («Конец! Всему конец!» — пел офицерик — сценический близнец Брусенцова). Соломинкой, разумеется, иллюзорной. Все это могло быть пропето под гитару в духе тех романсов, что звучали в 20-е годы в русских кабаках Берлина и Парижа. И уже совсем по-романсовому душераздирающей предстает в фильме история прекрасного кавалерийского коня, собственноручно застреленного своим хозяином. В соответствии с интонационным каноном такого романса Высоцкий чуть педалировал метания и взвинченность Брусенцова, судорожность его жестов, лихорадочность решений. Все сказанное отнюдь не означает, что в фильме «Служили два товарища» его персонаж предстал фигурой искусственной, механически заимствованной из второсортного песенного репертуара или полузабытых фильмов, как это в определенной мере оказалось с картиной «Опасные гастроли». Волею сценаристов Валерия Фрида и Юлия Дунекого, режиссера Евгения Каре лова в ленте «Служили два товарища» действовал определенный стилистический канон, и этот канон не только не сковывал, но активно будоражил творческую фантазию исполнителей, и Высоцкого в их числе.

Во втором, скрытом слое созданного им образа воссоздавалась ситуация человека, всю свою жизнь исповедовавшего определенные идеалы, храбро за эти идеалы боровшегося и в этой борьбе потерпевшего сокрушительное поражение. Высоцкий играл отчаяние поражения, но не его трагедию. До трагедийности Брусенцов не дорастал, в отличие, скажем, от генерала Хлудова из драмы Михаила Булгакова «Бег».

Легко угадывается схожесть поведения этих двух вымышленных персонажей после Октября 1917 года, аналогичность последних действий на русской земле. (С тем, конечно, что булгаковский герой не мог стрелять в лошадь: в «Беге» действует другой эстетический закон.) Если предположить, что Хлудов и Брусенцов — живые люди, то, несмотря на совпадения биографий и поступков, в глаза бросается разный их масштаб как личностей. Поражение Хлудова больше, катастрофичнее, чем только поражение военачальника. Он прозрел, как рухнули исторически тупиковые идеалы, за которые он сражался, за которые вел и губил свои армии, — он прозрел свою вину перед Россией. Брусенцов мечется в попытке избежать неизбежное, сдается, когда понимает, что это невозможно, но вины своей знать не хочет.

ЧАСТЬ 2.

Кем только не представал Высоцкий в своей огромной песенной моноопере! За «я», от имени которого звучали песня или стихотворение, вставали: альпинист-романтик, летчики и космонавты, влюбленный Соловей-Разбойник, томящийся в ожидании летной погоды бывалый пассажир «Аэрофлота», тюменский нефтяник, легендарный вратарь Яшин, донецкий шахтер, полотер, спринтер Федя, которого заставили бежать длинную дистанцию, шахматист-выдвиженец, скоморох на веселой доисторической ярмарке, бывалый водитель «МАЗа», профессиональный склочник, забулдыга, учинивший с дружками большой распив «на троих» и после того — серьезный дебош, отважный парашютист, Ваня, которого, едва он оказывается у семейного телевизора, «сейчас же тянет в магазин», и Зина с «пятой швейной фабрики» — жена Вани, девочка-фантазерка Алиса из страны чудес, стенающая мышка, воинственный попугай Эд из той же невероятной страны и Баба Яга, и Оборотень, и Леший и т. д. и т. п. Поименовать этот неисчислимый, многокрасочный калейдоскоп персонажей нет ни малейшей возможности. Чего стоит один только фольклорный цикл Высоцкого, ядро которого—15 песен, написанных к фильму «Иван да Марья»! Вот где насмешливая, радостная, жизнелюбивая его фантазия празднует свой праздник непослушания! Вот где абсолютный слух к слову, в особенности к слову народной песенности, реализовался строчками, брызжущими весельем, умом, изобретательностью.