Владимир

Епископ Анастас говорил с князем Владимиром про Русь, он видел много беспорядка в городах и землях и потому советовал князю поменьше взваливать дел на себя и побольше возлагать их на других.

Конечно, Анастас много говорил о священнослужителях, считал, что они должны помогать Владимиру и князьям-сыновьям, дабы они управляли, а священники служили им и судили людей.

Сетовал епископ и на то, что у многих священников нет ни дома, ни земли, что живут они плохо, на одни подаяния.

— Ты, княже Владимир, хорошо поступил, — твердил епископ, — что отдал мне, сиречь церкви Богородицы, десятую часть своих доходов, сам видишь, не себе беру, все отдаю церкви… Почему же ты, княже, так не печешься о прочих епископах и священниках, иже сидят в землях?… Положи церковный устав, дай повсюду церкви десятину, а на духовенство возложи суд.

— Не могу брать десятины на церковь со всех земель, там суть свои князья… — ответил князь. — И суд в землях должны чинить князья, для того их и послал.

Нет, несмотря на болезни, недомогания, князь Владимир все-таки не хочет уступить церкви, думает управлять землями один…

Однако церковь делает свое дело, епископ Анастас не отходит от князя.

— Я хотел бы тебе поведать, княже, что в прошлую ночь священники нашей церкви видели над могилой княгини Ольги знамение…

— Какое знамение, епископ?

— Выйдя из церкви, когда было уже совсем темно, священники увидели над могилой княгини дивное сияние…

— Верно, кто-нибудь шел со светильником, — спокойно заметил князь.

— О нет, княже… Они сразу кинулись к могиле, но там никого не оказалось… безлюдье, ночь.

— А сияние?

— Сияние поднялось и поплыло к небу…

Князь Владимир ничего не сказал — он спешил в Золотую палату на совет с боярами. На том беседа с епископом о сиянии над могилой княгини Ольги и закончилась.

Но через несколько дней епископ снова завел речь о могиле Ольги, будто священники видели опять сияние и слышали в небе голоса.

Надвигался вечер. На столе горела свеча. Князь Владимир смотрел на епископа широко раскрытыми глазами, в них сквозила тревога, пожалуй, даже и страх.

— Скажи, епископ, что это?

Анастас выдержал его взгляд и ответил:

— В Византии и прочих землях суть множество святых… Аще умирает благочестивый и над его могилой Господь являет знамение и творит чудеса, значит, Бог указывает еще на одного святого. На горе Афон, где я учился и принимал постриг, мощи всех монахов спустя три года после их смерти выкапывают, кладут в кимитирий[345] и ждут. Аще божественному провидению угодно прославить добродетельного, оно являет со временем на них чудеса.

— Значит, княгиня Ольга… — начал было князь и не кончил.

Епископ продолжал:

— Коль скоро есть святые в Риме, в Византии и прочих землях, то должны быть и на Руси: они украшение церкви, гордость державы, наши заступники на небесах.

Князю Владимиру стало страшно — с юных лет он помнил свою бабку Ольгу, сердитую, черствую, знал от отца своего о ней всю правду. Это Ольга разлучила отца с его возлюбленной Малушей, отняла у матери ребенка, а у него, Владимира, мать, многие люди до сих пор еще вспоминают о ней как о жестокой, бессердечной княгине.

Епископ Анастас словно угадывал мысли князя. Впрочем, он знал, что делает, он целил в душу Владимира.

— На земле все люди как люди, но княгиня Ольга была первой на Руси христианкой. Она стоит наравне с апостолами, она — святая, княже Владимир, для Руси, для нашего дела это нужно.

И епископ добился своего — вскоре темной ночью гридни окружили Воздыхальницу, раскопали могилу княгини Ольги, епископ со священниками раскрыли корсту, вынули кости, отнесли их в Десятинную церковь, в уже приготовленную серебряную раку.

— Богу угодно прославить княгиню Ольгу — мощи ее нетленны, — сказал Анастас.

После службы над ракой с мощами Ольги князь Владимир, шагая рядом с епископом Анастасом на Гору, долго молчал, а потом, остановившись, промолвил:

— Я бы хотел… одного бы я хотел на склоне лет, отче…

— Чего же? Скажи прямо, княже.

— Аще умру, дабы никто не видал, где похоронено мое тело.

— Зачем так говоришь, княже?

— Боюсь смерти, — пересохшими губами прошептал Владимир.

— А бессмертие?! Есть же бессмертие, княже Владимир, — ответил Анастас, но и в его голосе звучал страх.

Владимир смотрел на небо, висевшее над серыми стенами Горы, и молчал.

Спустя недолгое время епископ Анастас завел разговор о сыне Владимира Изяславе, умершем, будучи князем в Полоцке, и о сыне Изяслава Всеславе, который через год последовал за отцом.

Идут вести от епископа Стефана из города Полоцка: над могилами Изяслава и Всеслава творятся чудеса, Бог являет знамение.

— И они святые? — поглядев исподлобья на епископа, спросил Владимир.

— Кого Господь захочет, того и прославит, чем больше на Руси святых, княже, тем лучше…

Летописец пишет:

«Лета 6615[346] перенесены Изяслав и Всеслав в город Киев, в святую Богородицу…»

Не отставала от церкви и Гора: слава князя — ее слава, честь Владимиру — честь и Горе.

В Золотой палате вспоминают давние походы, когда отбивали червенские города.