Владукас

Он пел сквозь зубы, сжимая челюсти. Лицо его грозно насупилось. Голос звучал отрывисто и твердо. В нем слышалась тяжелая стальная поступь миллионов красных бойцов, движущихся на смертный бой «с фашистской силой темною, с проклятою ордой». В нем, как волна, вскипала «ярость благородная». Каждая клеточка моего тела возбудилась от этой песни и заполнилась ею.

Вот это песня! И мотив, и слова, точно ярким факелом, насквозь прожигают сердце. По-видимому, то же самое испытывал и дядя Коля. Напевая, он по-прежнему не спускал глаз с какой-то точки. Я машинально проследил за его взглядом и увидел, что дядя Коля смотрит на портрет Гитлера, висевший в простенке между двумя окнами. Это был такой же портрет, как в том кошмарном доме, где мы с мамой ночевали после побега из газокамеры. То же сухое, острое лицо в тяжелых складках. Те же жидкие темные волосы, зачесанные на косой пробор. Стеклянные глаза и маленькие, как у артиста-комедианта, усики.

Мне вдруг захотелось броситься на этот портрет и разнести его в пух и прах. Я сжал кулаки. Дядя Коля заметил это.

— Ну, ну, — прервал он песню и здоровой рукой ласково потрепал мои вихры. — Успокойся!.. Слушай дальше…

И он допел до конца.

С тех пор песня о священной войне врезалась в мою память навсегда, и впоследствии я часто распевал ее. Она помогла выжить в войну. Если мне было невыносимо трудно, я запевал: «Вставай, страна огромная!..» — и мне становилось легче. Если я замерзал, то эта песня согревала мое тело и душу. А если вдруг смерть заглядывала мне в глаза — я и тогда вспоминал эту песню, и страх отступал от меня, потому что «за землю нашу милую, за наш Союз большой» не страшно было умереть.

Вот какая это необыкновенная песня! Она помогала мне и в работе, когда Йонас заставлял меня пилить дрова, чистить хлев или носить скотине колодезную воду. Песня о священной войне всегда была со мной, и даже время с ней летело как будто быстрее. Она вселяла в меня уверенность, что Красная Армия недалеко и что «отребью человечества» уже сколачивается «крепкий гроб».

7

Когда партизаны вторично заявились к Каваляускасам, командир отряда, улучшив минуту, вновь поговорил с мамой:

— Дело у нас к вам такое. Сможете ли вы выполнить небольшое партизанское поручение, например, съездить в город Шяуляй под каким-нибудь предлогом, передать по указанному адресу зашифрованную записку и оттуда привезти такую же?

— Не знаю, — ответила мама. Потом подумала и спросила: — А под каким предлогом я поеду в Шяуляй?

— Вот именно, под каким? Это надо сделать так, чтобы ваши хозяева не догадывались об истинной цели поездки. Мы думали об этом, Прасковья Ивановна, и вот что решили. Нельзя ли тут использовать вашего сына?

— Как?

— Можно сказать хозяевам, что у вашего сына заболели зубы или живот и ему необходимо показаться врачу.

— У него недавно был приступ эпилепсии.

— Хозяева видели?

— Да.

— Это будет выглядеть еще правдоподобнее. Скажите, что у вашего сына снова появились признаки этой болезни и попросите отвезти его в ближайшую, Шаукенайскую больницу. Там у нас есть знакомый доктор. Он напишет вашему сыну направление в городскую больницу. Такая бумажка даст вам веский повод поехать с ним в Шяуляй и легко отделаться от всяких подозрений со стороны хозяев. Она также поможет в дороге — в случае проверки документов или еще каких-либо непредвиденных обстоятельств. Мало ли что может случиться.

Мама согласилась с таким планом, но ей не хотелось впутывать в это дело меня, и она предложила:

— Может, лучше мне самой «заболеть» и поехать в Шяуляй?

— Нет, по-моему, вдвоем удобнее и меньше подозрений. Кроме того, товарищи из города почему-то хотят видеть именно вашего сына.

— Не понимаю, зачем им ребенок? — забеспокоилась мама.

Командир улыбнулся:

— Не волнуйтесь, Прасковья Ивановна, ничего не случится с вашим сыном. Но ему вы пока не говорите о задании. Сам узнает, когда надо будет.

Мама пожала плечами. «Как-то странно получается, — подумала она, — хотят дать ребенку задание, а какое не говорят. Понимаю, немецкие пытки не выдерживают даже взрослые. Но почему же они от меня, от матери, скрывают? Да еще успокаивают, чтобы я не волновалась…»

Однако выяснить этот обидный для нее вопрос она уже не смогла, так как появились хозяева, и разговор пришлось прекратить, чтобы не привлекать к нему внимание.

Как ни опасно было поручение, мама взялась за его выполнение. Сначала она объяснила пани Зосе, что в последнее время ее стало очень беспокоить состояние здоровья сына, и спросила, нельзя ли его показать какому-нибудь литовскому врачу. «О да, можно!» — простодушно согласилась хозяйка и сама предложила Шаукенайскую больницу. Йонас с готовностью вызвался отвезти туда русских батраков на выездном жеребце.