Владычество1

Наконец он достиг архипелага из нескольких отсеков под названием «спортивная редакция» и откинулся на спинку кресла в своей уединенной кабине обозревателя. Эта кабина отличалась от других кабин. Окруженная с трех сторон стенами, поднимавшимися выше поверхности стола на метр вместо стандартных пятидесяти сантиметров, она была укромным уголком. Кларенс всегда чувствовал себя за этими полуметровыми ширмами не уютнее, чем за оскорбительно низкими перегородками в некоторых общественных туалетах. Его рабочее место было рядом с главным лабиринтом кабин, и потому люди могли видеть его только со спины, что по журналистским меркам считалось уединением. Здесь можно было почти полностью отрешиться от жужжания отдела новостей, хотя в те моменты, когда на горизонте маячили сроки сдачи материала, для этого приходилось вставлять в уши затычки.

Устроившись за своим рабочим столом, Кларенс облегченно вздохнул: теперь он хотя бы отчасти в безопасности. Ребята из спортивной редакции не относились к категории слезливых сентименталов, и на спортивной стезе их поддерживали всего лишь две женщины. Не то, чтобы Кларенс не любил женщин, — он просто не хотел, чтобы над ним причитали. Парни не знают, что сказать в таких случаях, поэтому они или говорят о делах, или остаются в стороне. Любой из этих двух вариантов Кларенса вполне устраивал. Он меньше всего хотел визита какого-нибудь «сочувствующего» конца двадцатого века с разговорами о том, как тот понимает его боль.

В отношении женщин Кларенс также не особо беспокоился. Пенни была репортером всего три года, и все еще получала одноразовые задания. Лори же была опытным ветераном с двенадцатилетним стажем. Она переквалифицировалась в спортивного обозревателя совсем недавно, чтобы заполнить пробел,

58

возникший в связи с переходом Кларенса в отдел общих новостей. Он надеялся, что дамы не будут вести себя, как обычные особи женского пола, и воздержатся от того, чтобы сыпать ему соль на раны.

Конечно же, в течение первого часа, проведенного Кларенсом за рабочим столом, не обошлось без нескольких рук на его плече, нескольких «мне жаль» и «прими соболезнования», и более тихих, чем обычно, разговоров. Но, по крайней мере, никто не сел рядом, чтобы провести его через четырнадцать этапов печали.

На рабочем столе лежали две записки с выражением сочувствия, одна из которых была подписана отделом маркетинга, а другая — технарями с нижнего этажа. Увидев эти записки, Кларенс постарался не расчувствоваться, однако бережно положил их в свой кейс, чтобы показать Жениве.

Он решил провести короткое рандеву с кофейником спортивной редакции, кофе в котором всегда был крепче, чем в любом другом месте галактики. Тот, кто пишет о спорте, в начале рабочей недели нуждается в дополнительном толчке, поскольку наверняка накануне вечером поздно вернулся домой после какого-нибудь матча и, составляя отчет перед сном, выпил пару банок пива. Кларенс, помешивая, влил в чашку с кофе сливки. Черное и белое смешались, произведя густо-коричневое.

Сотрудникам отдела новостей это знакомо, как никому другому. Ты стоишь и смотришь сверху вниз на происходящее в мире и уже начинаешь воображать, что ты выше всего этого... И тут тебя ограбили или обнаружили рак в последней стадии, или у тебя умирает ребенок. Журналисты — это компания циников. Кларенс понял это давным-давно и с годами стал самым циничным из всех. Его всегда удивляло, что многие журналисты остаются либералами, хотя основы либерализма о добродетели человека ежедневно опровергаются в большинстве статей, над которыми они работают.

Журналистам приходится совать нос под поверхность внешней добродетели и вскрывать то разложение, которое обычно скрывается внизу. Таким образом, порок, который они поначалу считали отвратительным, становится их партнером — особенно, если они пытаются состязаться с теленовостями. Они кипят от праведного негодования, но становятся зависимыми от этого негодования точно так же, как автогонщики становятся зависимыми от своего адреналина. Отсюда у журналистов

59

и возникает всепоглощающий интерес к притягательно отвратительным жизням Эми Фишеров, Лорен Боббитс, братьев Ме-нендез, Тони Гардингов, Симпсонов этого мира, бесконечного парада неудачников и гостей послеобеденных ток-шоу.

Как и большинство опытных журналистов, Кларенс давно распрощался с идеалистической мечтой изменить мир. Но если вы не можете изменить мир, то наилучшее, что можете сделать

— осудить его. Вы начинаете критиковать, причем делаете это так, как будто рассматриваете свой мир на расстоянии вытянутой руки — так легче представить, что вы сами не являетесь частью проблемы. Кто бы вы ни были: автор политических статей, спортивный комментатор или кинокритик, в первую и главную очередь вы — судья, вершащий судьбы толпы простых смертных.