Спорт всегда играл важную роль в жизни Кларенса. Он помнит свою первую бейсбольную рукавицу, помнит, как папа учил его смазывать маслом кожаную перчатку, как он надевал ее, клал в середину бейсбольный мяч, туго зашнуровывал несколькими кусками шпагата для того, чтобы сделать самый лучший карман. Кларенс помнит, как часами мог вместе с отцом бросать и отбивать мяч. Он помнит, как Аарон выбил мяч за пределы поля, а Мэйс догнал улетающий мяч. Он слушал рассказы о старой Лиге черных и страстно хотел увидеть, как играет отец, но когда родился Кларенс, Обадиа было уже сорок четыре, а Раби
— тридцать пять. Когда у них родился их последний ребенок, Дэни, Раби было тридцать девять. Она была изнурена годами испольного труда и тяжелой жизни Джима Кроу, но сохранила огонек в глазах, унаследованный ее младшим сыном. Да, когда Кларенс родился, его родители были уже старыми. Старыми? Мать была на семь лет моложе его нынешнего, а отец — всего на два года старше. Почему он раньше этого не замечал? Открытие поразило Кларенса.
Ему нужно было обзвонить кучу мест. В первую очередь Кларенс нашел в справочнике самый важный для него номер
— телефон полиции Портленда.
— Это Кларенс Абернати из «Трибьюн». Могу я поговорить с детективом по расследованию убийств? Его зовут Олли, фамилию не помню. Большой такой парень.
— Олли Чандлер?
— Да, точно.
— Минуточку.
В ожидании ответа Кларенс просматривал короткие газетные заметки, обдумывая возможную тему для очередного очерка.
— Олли Чандлер на проводе.
— Это Кларенс Абернати. Дани Роулс моя... Была моей сестрой.
— Да. Я помню нашу встречу.
«По-моему, ты не очень-то рад слышать меня».
— Меня интересует, как продвигается расследование по делу моей сестры. Вы, случайно, не решили закрыть его?
— Нет, — тон Чандлера был таким, как будто он защищается.
— Тогда, что происходит?
Детектив вздохнул и после небольшой паузы ответил:
— Вот что я вам скажу, мистер Абернати. Давайте встретимся и обсудим этот вопрос. Завтра в час дня вас устроит?
— Я освобожусь к часу тридцати.
— Значит завтра в час тридцать. Центр юстиции, четырнадцатый этаж.
— Я буду.
Стараясь не смотреть по сторонам, чтобы казаться очень занятым, Кларенс тихо сидел в своей кабине. В его мозгу одно за другим всплывали воспоминания. Он был воспитан на любви его отца к бейсболу, и решил стать журналистом, потому что лелеял розовую мечту объединить спорт и работу писателя. Спорт связан с преданностью цветам команды. В нем есть волнение сражения, но это сражение без смертельного исхода. Здесь никто не отдает жизнь за то, чтобы защитить честь флага в бою, и не подставляет себя под пули, лишь бы не позволить красно-бело-синему полотнищу коснуться земли. Спокойно можно болеть за зелено-желтых «Пакеров», бирюзово-оранжевых «Дельфинов» или красно-желтых «Золотоискателей», и для этого не требуется, чтобы кто-то умирал.
Огромная страсть без реальных последствий — вот что нравилось Кларенсу в спорте. Ты можешь любить свою команду, поддерживать ее, восторгаться ею, быть разочарованным ее игрой и даже освистывать ее. Именно ты, а не команда, решаешь: болеть тебе за нее или нет. Конечно же, во времена молодости Кларенса у спортсменов было намного больше свободы, чем сейчас — особенно свободы выбора. Когда «Коричневые» уезжали из Кливленда, даже самые преданные болельщики не смогли удержать команду в городе. Игроки меняли команды из
61
года в год, и часто случалось так, что парня, за которого в прошлом году болел, в этом году ты уже освистываешь. Вскоре ничего не оставалось, как быть преданным форме, болеть за трусы и майки, аплодировать цветам.
Но, окунувшись в бейсбольные бойкоты, грязные футбольные сделки и баскетбольные скандалы, Кларенс немного разочаровался в спорте, утратив прежнюю любовь к игре. И причина была даже не в том, что спорт стал другим, а в том, что изменился сам Кларенс. Он все еще получал удовольствие от хорошей игры (особенно футбола), но, наверное, просто перерос свой неукротимый энтузиазм и стал питать меньше иллюзий о жизни. Многие годы Кларенс стремился стать обычным обозревателем, оставив спортивную стезю, однако, учитывая его консервативность, это казалось невозможным. Тем не менее, с переходом в «Трибьюн» все изменилось. Год назад Кларенсу разрешили выпускать одну колонку общих новостей в неделю при условии, что он будет также справляться с двумя спортивными колонками. Пять месяцев назад его уже перевели на две общие колонки и одну спортивную.
Раньше единственным нелиберальным штатным обозревателем был Джейк Вудс, взгляд которого на большинство вопросов был очень сдержанным и консервативным. Газету часто критиковали, но если и были положительные отклики, то в основном о работе Джейка. Многие читатели считали, что «Трибьюн» становится более уравновешенной, и это позволило Кларенсу пройти в открытую Джейком дверь. Фактически, в эту дверь Кларенса протолкнул именно Джейк.