— Никто, — согласился Обадиа, — но твой ближе всего к нему.
Он обвел взглядом всех детей.
— Если бы ваша бабушка могла вас сейчас видеть. Я надеюсь, что она видит. Кто-то из вас никогда не встречался с ней здесь, но вы еще увидите ее на небе, если любите Иисуса, как она.
— Какой она была, дедуля? — спросила Кейша, когда семья перебралась в гостиную.
— Она была настоящей «тетей Джейн», — сказал старик, усаживаясь на диван, — настоящая «мисс Салли», один к одному.
Дети были в замешательстве.
— «Тетя Джейн» и «мисс Салли», — сказал Кларенс, — это были прозвища, которые давали немногим черным пожилым женщинам в каждой церкви черных. Это были всегда очень уважаемые женщины, обычно не слишком образованные, но с природным житейским умом и здравым смыслом от Бога. Они были особенно близки к Господу.
166
— Моя Руби была близка к Богу. А теперь еще ближе, — сказал Обадиа. — Моя мама тоже была «Тетя Джейн». Мама обычно звонила в колокол на крыльце, да. Это значило, что уже время ужина и пора идти домой. Даже теперь, в старости, я иногда слышу этот колокол. Пора идти домой.
Обадиа повернул голову, прислушиваясь. Некоторые члены семьи смутились, как будто этот старый человек принадлежал к иному миру, где слышны эти голоса. Обадиа слышал музыку, которую никто не мог слышать. В такие минуты, когда особенно очевиден был его преклонный возраст, Обадиа казался слишком юным, вел себя по-мальчишески, как дитя, бегающее свободно по лугам детства. Вспоминал он детство или предвосхищал его? Как могло так быть, что чем старше он становился, тем моложе оказывался? И, слыша музыку в молчании, старик присоединился к пению своим дрожащим голосом, с неослабевающим энтузиазмом: «Свобода, свобода, свобода ждет меня. Я не буду рабом, я пойду к Господу и буду свободен. Все на борт, дети, все на борт, поезд благовестил идет, все на борт. О благодать, спасен Тобой я из пучины бед. Был мертв, и чудом стал живой, был слеп, и вижу свет».
Большая часть семьи тоже подхватила песню, хотя Харли чувствовал себя неловко и уткнул нос в газету, которую взял с кофейного столика. Они спели четыре куплета, и Обадиа знал каждое слово и каждую строфу, хотя уже не всегда мог припомнить, что происходило утром.
«Пройдут десятки тысяч лет, забудем смерти тень, но Богу так же будем петь, как в самый первый день».
Слезы потекли по щекам Обадиа, когда он посмотрел в окно. Кларенс проследил за взглядом отца и ничего не увидел.
— Счастливого Рождества моей семье, — сказал Обадиа,
— и счастливого Кванза, — добавил он, глядя на Харли, все еще просматривающего статью «Трибьюн».
— Эти республиканцы не успокоятся, пока не сокрушат последнего черного, — сказал Харли, отшвыривая газету, — чертовы белые.
Женива посмотрела на деверя так, как будто он угасил праздничное настроение.
— Да, есть чертовы белые, брат, но есть и чертовы черные,
— сказал Кларенс. — Сколько белых приходит сюда, чтобы ото-
167
рвать черным головы? В основном это преступления черных против черных, и ты знаешь это.
— Ия знаю, кто это, — сказал Харли, — кто показал черным, что их жизнь ничего не стоит. Я знаю, кто украл у них африканское наследие и научил их ненавидеть себя и друг друга. Белые отравляли воды черного моря сотни лет. Не обязательно лично нажать спусковой крючок, чтобы быть виновным в смерти.
Обадиа поднял руки, Кларенс и Харли замолчали.
— Вы оба неправы и правы. Беда с тобой, сынок, — сказал Обадиа Харли, — возвращаясь к корням, ты слишком рано останавливаешься.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты возвращаешься назад в Африку, — сказал Обадиа, — она не так уж и далеко. Вернись дальше, к Ною и его сыновьям, дальше, к Адаму и Еве. Иди туда, откуда мы все произошли от одной семьи, какого цвета бы ни была наша кожа. И мне все равно, был ли Адам зеленым, а Ева фиолетовой. Написано: «От одной крови Он произвел весь род человеческий» (Деяния 17: 26). Мы все одной расы — мы человечество. У нас одна проблема грех. У нас одно решение — Иисус. Черные республиканцы, белые демократы, испано-китайские-американо-индейские индепенденты — это неважно. Грех есть грех, и Спаситель есть Спаситель. Ваше поколение, кажется, всегда забывает об этом.
— При всем моем уважении, папа, — сказал Харли, — если бы мы не боролись за свои права, у нас бы их не было. Мы были первопроходцами, добиваясь расовой справедливости.
Нет, сынок, не вы, — сказал Обадиа, решив выставить свое образование в три класса против ученой степени Харли.
Харриет Тубман освободила три сотни рабов за сто лет до того, как ты вообще родился. Фредерик Дуглас писал книги о справедливости, и его побила камнями толпа, считающая его грязным ниггером. И многие из нас делали все, что могли. И не надо представлять это дело так, что черные ничего не делали, пока не явилась шустрая черная молодежь в шестидесятые. Просто это не так.