Владычица магии

– Это уже неважно. Главное, делай то, что я скажу. Если что-нибудь произойдет и появится опасность, не пытайся ничего предпринимать сам. Я обо всем позабочусь, но не смогу помочь, если ты будешь бороться. Поэтому не напрягайся, не сопротивляйся и все предоставь мне. Если обнаружишь внезапно, что совершаешь странные поступки или говоришь вещи, которых не понимаешь, не бойся и не удивляйся. Это моих рук дело.

Немного успокоенный безмолвным приказом, Гарион послушно последовал за евнухом Сэйди, с трудом вынося тяжесть обвившегося вокруг талии и плеч Мааса, голова которого прижималась к его щеке, словно в нежном поцелуе.

Они вошли в большую комнату, где все стены были завешаны плотной тканью, а с потолка на сверкающих серебряных цепях свисали хрустальные масляные лампы.

Исполинская каменная статуя, верх которой терялся в темноте, возвышалась, насколько мог видеть глаз, в одном углу комнаты; прямо перед ней стоял низкий каменный помост, покрытый коврами и заваленный подушками, а на нем располагалось что-то вроде полукресла-полудивана, очень тяжелого на вид.

На диване сидела женщина с волосами цвета воронова крыла, спускавшимися крупными кольцами на плечи и спину. Голову женщины украшала золотая корона тонкой работы, усыпанная драгоценностями. Белое платье, сшитое из прозрачного газа, совершенно не скрывало тела и, казалось, служило только для того, чтобы было куда прикалывать и нашивать бесчисленные украшения и сверкающие каменья.

Кожа под платьем казалась белой как мел, но лицо было необыкновенно прекрасно.

Бледные, почти бесцветные глаза глядели в большое зеркало в золотой раме, укрепленное сбоку от дивана, чтобы лениво растянувшаяся на подушках женщина могла беспрепятственно любоваться собой.

Дюжины две бритоголовых евнухов в пунцовых одеяниях стояли на коленях рядом с возвышением, с неприкрытым обожанием глядя на женщину и статую позади нее.

На разбросанных по помосту подушках, лежал молодой человек с капризно-высокомерным лицом. В отличие от других голова его не была выбрита, наоборот, длинные волосы были завиты в букли, щеки нарумянены, а глаза жирно подведены. Никакой одежды, кроме короткой набедренной повязки, на нем не было.

Глаза со скукой и раздражением смотрели в пространство. Женщина рассеянно гладила его по голове, не отрываясь от зеркала.

– Посетители к королеве! – поющим голосом объявил один из евнухов.

– Да-да, – подхватили евнухи, – посетители к королеве.

– Приветствую тебя, о Вечноживущая Солмиссра! – падая ниц перед троном, воскликнул Сэйди.

– Что тебе, Сэйди? – глубоким вибрирующим голосом спросила женщина.

– Мальчик, моя королева! – объявил тот, не поднимая головы.

– На колени перед королевой Змей! – прошипела змея в ухо Гариона, сжимая кольца все туже, лишая силы и воздуха.

Гарион, как подкошенный, опустился на пол.

– Сюда, Маас, – велела Солмиссра.

– Королева зовет свою любимую змею! – пропел евнух.

Омерзительная рептилия соскользнула с тела юноши и, извиваясь, поползла к дивану, поднялась на мгновение над полулежащей женщиной, но тут же зеленовато-серой пружиной окутала ее плечи, грудь, ноги... Треугольная голова закачалась на уровне глаз Солмиссры, та нежно поцеловала ее. В пасти мелькнул раздвоенный язык, коснулся щек и губ королевы, и Маас начал с присвистом нашептывать что-то в ухо Солмиссры. Та лежала в объятиях змеи, вслушиваясь в шипение и оглядывая Гариона из-под тяжелых полуприоткрытых век.

Потом, оттолкнув гадину, королева, поднялась и встала над юношей.

– Добро пожаловать в страну змеиного народа, Белгарион, – промурлыкала она.

Имя, слышанное раньше только от тети Пол, настолько потрясло Гариона, что тот попытался выбраться из густого тумана, окутывавшего голову.

– Еще не время, – предостерег знакомый бесстрастный голос в душе.

Солмиссра сошла с возвышения; тело под прозрачным одеянием грациозно изгибалось, ноги бесшумно скользили по полу. Взяв Гариона за руку, она осторожно подняла его и нежно коснулась лица ледяной рукой.

– Красивый юноша, – выдохнула она еле слышно, – такой молодой... такой теплый.

Глаза зажглись голодным огнем. Странное смущение охватило Гариона. Горькое зелье, поднесенное ему евнухом, все еще дурманило, отнимало волю, но где-то в глубине души он чувствовал совсем другое – королева и пугала, и чем-то притягивала его.

Молочно-белая кожа и мертвенные глаза вызывали отвращение, но манящая улыбка обещала не испытанные доселе наслаждения. Гарион, сам того не сознавая, сделал шаг назад.