Бывший участник стрелецкого бунта действовал в Стамбуле нагло, государю своему служил верно и с уме-лостию. Тайная палитра у него была полна всех красок и всех оттенков, поэтому рисовал он в отличие от барона де Ферриоля живописные масляные портреты, в то время как у того чаще случались гравюры по типу немецких — сплошь черный да белый цвета, без малейшего оттенка.
Вовремя сказанное слово опасения значит ничуть не меньше врученного кошеля с талерами или ефимками. А если к тому присовокупить донесения о небывало большом количестве русских пушечных кораблей, якобы появившихся на Азове, то и султан проявлял некоторую осторожность, тем более что любимые наложницы его ночами с усердием отрабатывали появившиеся у них золотые редкостные украшения. Они нежно уговаривали Ахмеда не рисковать благополучием государства и выждать более благоприятных времен.
А дела государственные в самой России были не столь уж блестящими. В конце 1707 года на гвардейский отряд князя Юрия Долгорукого, что занимался поимкой беглых в казацких землях, напали казаки и всех беспощадно побили, включая и князя. Командовал казаками атаман Кондратий Булавин, которому не нравились новые порядки, насаждаемые Петром Алексеевичем. Булавин разослал везде прелестные письма. Пока царь воюет, он надеялся отстоять казацкие вольности и ввести на их землях самоуправление. Оставить сие без последствий было никак невозможно, и на борьбу с восставшей чернью пришлось бросить тридцать тысяч регулярного войску, ведь казаки предательски били в спину и без того ослабленного войной государства. Ах, Булавин! Предательски ударил атаман в спину Азову, что готовился к отражению вероятного турецкого нападения, сошелся в переговорах с калмыками да ногайцами, да и с турками принялся казацкие политесы крутить, обещая оным, что ежели государь не пожалует казаков против прежнего, то они от него отложатся и станут служить султану, и пусть султан государю не верит, что мир ему желанен; государь и за мирным состоянием многие земли разорил, также и против султана корабли и всякий воинский снаряд готовит.
Вот уж подлость казаческая! Граф Толстой сил и золота не жалеет, чтобы султана в миролюбии убедить, а тут и шпионов заводить не надо — правда и неправда сплетутся в узел единый и станут средь турков недоверие к словам дипломатическим сеять!
И башкиры бунтовали. Не нравилось кочевникам, что на землях их заводы ставить стали и налоги великие на ведение войны брать. Раньше как было? Уплатили положенный ясак и свободны, как кобылицы в зеленых лугах, а теперь и кобылиц не остается — берут коней да кобылиц для нужд царской конницы! Да и комиссары, что сбором скота и поимкой беглых занимались, жестоки не в меру были. Одного такого, Сергеева, в конце концов за тяжелый характер и издевательства повесили в Казани, а потом и далее пошли — сожгли и разорили триста деревень и убили да в плен увели тринадцать тысяч русских. И ведь чего удумали — такоже на поклон к туркам пошли, выражая желание перейти под султанское покровительство или крымского хана благоволение заслужить — дай-де хана для управления Башкирией! А на плаху за измену не желаете?
Озноб да пожары сотрясали империю, и лекарства для того, чтоб жар сих болезней усмирить, требовались крепкие — иначе как плахами да виселицами и не вылечишь!
В начале января государь Петр Алексеевич, получив от любимца своего Меншикова депешу об очередной виктории, отправился в Польшу. Узнав, что шведская армия движется к Гродну, не медля ни дня, государь приказал занять Гродненский мост и стоять стойко, а буде неприятель настойчив в атаках — мост рубить, но Карла с его гренадерами в Гродну не допускать. Сам же отправился в Вильно.
Однако назначенный к Гродненскому мосту бригадир Мильфельс поражен был изменою и позволил шведам занять Гродно сразу же после отъезда государя. За сие приказано было его арестовать и поступить с ним сурово, но Мильфельс, иудино семя, бежал. Карл же занял город всего с шестьюстами гренадеров. Узнав о том, государь послал в Гродно трехтысячное войско, чтобы полонить короля. Но шведскому государю, этому долговязому недолетке, и здесь способствовала удача, хотя лихая конница порубала в капусту шведский корпус, стоявший у дома короля. Карл сумел отбиться и уйти, не попав в неволю.
Петр Алексеевич дал распоряжения генералам и в марте 1708 года прибыл в Петербург, оставив войско на надежных и верных воинских начальников своих.