Владычица морей

Наши пушки ставятся на островках и на побережьях Хонана. А на лодках и на обоих берегах толпы китайцев так смотрят на все происходящее, словно идут приготовления к празднику. По всей реке стоят на якорях военные корабли англичан и французов. Другие суда движутся, выбирая себе назначенную позицию. Слева остров Хонан. С реки Элгин еще не видел Хонана, и он не видел Кантона иначе как с вершины форта Макао. На Хонане тесные кварталы жилых домов, время от времени их масса расступается и открываются правильные улицы, выходящие на реку. Виден Красный Форт, покинутый маньчжурами, склады купцов, китайский док, где строились джонки. Над большими зданиями подняты британские и французские флаги. Хонан подобен графству Соррей за Темзой и ничем не отличается от города на другой стороне реки. Он составляет единое целое с городом. Только через реку тут нет мостов, видимо по той причине, что все, находящееся за стенами, городом не считается и заботе городских властей не подлежит.

Какой же Хонан остров! Это сам город, быть может, самая торговая, рабочая, фабричная его часть. Мы уже заняли половину Кантона. Мы идем по самому центру Кантона. Справа стены цитадели, китайский кремль, а вокруг него бурлит жизнь. Зачем же китайцам впускать нас в музей? Там, как драгоценность со своими понятиями, хранится Е. Но этот экспонат жесток и опасен. Наши флоты вошли в самый центр города без всяких церемоний, врезались в глубь чужой жизни, бросают якоря, наводят пушки прямой наводкой на ямынь и жилые кварталы, и тут, как на стоянке у Вампоа или в гавани Гонконга, бьют склянки, поются рабочие песни… Солдаты Е пока лишь выглядывают в бойницах. Вот они наводят пушку на нашу канонерку, но не стреляют. Как бы чувствовали себя лондонцы или парижане, если бы чей-то — например, американский — флот расставил бы свои корабли по всему течению Сены или Темзы и навел пушки на Нотр-Дам, или на Вестминстер, или на королевские дворцы. Для того чтобы подтвердить доводы, изложенные в письме на имя правительства, давая десять дней на размышление.

Неужели Е так слаб и так безучастен к судьбе народа? Ведь он не маньчжур, а китаец. Его власть чужда китайцам. Когда тайпины подошли к Тяньцзиню, то приказчики, работники и купцы отковали себе оружье и вышли защищать свой торговый город от разорителей. Здесь не чувствуется ничего подобного. Хотя быть не может, как говорят знатоки, военные и миссионеры, чтобы в Кантоне и в его окрестностях не возникали заговоры с целью оказать сопротивление иностранцам. Власть Е подточена огромной торговлей Гонконга с Кантоном. Товары со всего мира, доставляемые на европейских кораблях, хлынули в Кантон и через него во всю страну, побеждая предрассудки и подтачивая власть династии лучше, чем повстанцы с ружьями. Иностранцы действовали не только торговлей… А эксплуатация патриотизма даже в Китае имеет свой предел.

Элгина разбирала оторопь, похожая на ужас, от сознания того, что тут начнется, в таком людском месиве.

Элгин уже не смотрел на каменные стены и форты и на гнутые крыши ямыней за ними, на возвышенностях застенного города. Перед ним флот, встающий линиями, море лачуг и складов, город, расползающийся во все стороны, а на самом берегу множество стариков, детей, женщин и взрослых мужчин, словно весь миллионный Кантон вышел на берег, заполнил причалы, лодки, крыши домов, чтобы видеть, как выстраиваются для бомбардировки их города великие эскадры.

На Хонане слышен стук железа в кузницах и крики разносчиков. По эскадре от судна к судну ходят лодки торговцев, предлагают фрукты, сласти, разную мелочь, рыбу, живую птицу и поросят. На других лодках целые выставки разноцветных мануфактур.

— Посмотрите, какое всюду движение, какое трудолюбие видно! — говорит Эллиот. — Но для обновления Китая нет людей. Власти Китая всегда искренне желали для своего народа спокойствия и процветания и постарались все предусмотреть. У них все предопределено. Это началось давно, устоялось и было подтверждено великими философами и религией. Поэтому в народе не могут развиваться личности. У этой прекрасной нации нет людей с современным государственным мышлением. Истины и открытия былого не обогащают их.

Эллиот поднес к глазам бинокль, оглядывая все, что происходит на Жемчужной. Бинокль замер в его руках. Он всматривался в какое-то судно, которое, казалось, стоит не на воде, а прямо на суше кантонского берега, оно как бы выброшено на городскую отмель. Это канонерка отряда Эллиота, и вокруг нее толпа китайцев.

— Что там происходит? — не вытерпел Элгин.

— Наша канонерка «Дрейк», командир Артур, на мели у самого Кантона.

— Около нее китайцы?

— Да, — спокойно сказал Эллиот. Он не стал менять курса.

— «Дрейк» на берегу?

— Нет, «Дрейк» на воде. Отсюда только кажется, что на берегу. Канонерка недалеко от берега; она на мели. Все будет хорошо. Сейчас снимут.

Шлюпки с канонерки завозили якоря, на палубе крутили шпили, но судно сидело крепко. Капитан вышел на нос канонерки. Его светлые, не покрытые фуражкой волосы поблескивали на солнце, как зеркальце.