Подать помощь? Опасность? Но тогда Артур подал бы сигналы. Командир канонерки на что-то надеялся. Он спокоен, вылез на своем судне чуть ли не на неприятельский берег.
Канонерка посла безучастно продолжала свой ход.
— Эу! — крикнул командир канонерки лейтенант Артур, обращаясь к толпе китайцев, и поднял руку. Судно не стягивается, а уже пора быть на месте. Он заметил проходившую канонерку под флагом посла, но обратился за помощью не к ней. Скоро пройдет адмирал, и все корабли должны быть выстроены линиями для начала бомбардировки.
— Надо пиджен! Чин-чин! — кричал Артур, стоя на самом носу судна над водой, как на доске от качелей, на виду у всего Кантона, на глазах бедных горожан, кули, лодочников и множества детей. — Иди сюда! — подозвал Артур китайца на лодке. Китаец кормовым веслом сделал несколько движений к борту. — Надо кули!
— Моя ноу кули. Моя одна штука хозяин. Капитейна кули надо? Много штуки кули, — махнул китаец на толпу у кромки воды.
— Эй… кули! Лайла-ма! Пиджен[61]
надо, много кусок кули. Гуд пиджен! Кули много штука надо! Ноу фулоо намбер ван![62] — прокричал Артур. Китайцы стали залезать в лодки. Многие толпой вроссыпь побрели по воде, вскоре оказались у канонерки и окружили ее.Артур скомканной панамой вытер пот на шее. Он стоял на баке среди бухт канатов, цепей, плехтов, окруженный выбившимися из сил босыми лохматыми матросами. Некоторые из его людей оставались в шлюпках, ожидая, что им опять отдадут команду. Перепробовали все средства. Завезенные якоря не держали, по илистому дну легко приползали обратно на мель, а канонерка не трогалась с места.
Китайцы стали залезать на палубу канонерки. Коренастый кули снял куртку и повесил ее, перекинув, на пушечный ствол, а шляпу надел на конец дула. Китайцы взялись за деревья, которые подали матросы, и стали подводить их под борта, привезли с берега бревна и, стоя в воде, начали раскачивать судно, а несколько лодок потянули вместе со шлюпками канат, от которого, как ветви, отходили концы во все стороны. За них ухватилось множество народу. Канонерка зашуршала и сползла с мели, а китайцы, довольные, что работа хорошо окончилась, побрели к берегу, кивая и улыбаясь матросам. С корабля подали им ящик сухарей, и тут началась драка. Вскоре все кули ушли на берег.
— Чинк, наш капитан ноу фуло намбер ван! — объяснил матрос китайцу, который укладывал веревки на палубе. — Наш мастер[63]
— фуло, он-то и есть фуло намбер ван[64], напоказ городу велели держать такие пары, а он показал курс, канонерка разогналась среди мелей… и врезалась… без пиджен кули не снялись бы долго. Понял?— Шибко понял!
Китаец пошел по трапу, но вспомнил, что его куртка висит на пушке, и вернулся.
— С радости забыл? — спросил матрос.
Коммодор Чарльз Эллиот с видом некоторого превосходства наблюдал за чрезвычайным послом. Проходили мимо пригорода и пристаней, усеянных множеством детей. Это те, кому некуда уходить. Они молчали и смотрели внимательно, словно хотели о чем-то спросить. Посол опустил плечи, он осунулся, как джентльмен, которому грозит потеря состояния.
— The trip seemed to have made you sad?[65]
— спросил Эллиот с оттенком снисходительности, как новичка, которому впервые в жизни дано оружье и велено стрелять в человека.— Yes, — несколько оживая и принимая свой обычный вид, ответил посол. — I am sad, because when I look at this town I feel that I am earning for myself a place in the litany, immediately after «plague, pestilence and famine»[66]
.Но что же делать? Спасение уже невозможно, теперь начинать что-то другое поздно. Что начато, то должно быть доведено до конца.
Эллиот сам довольно мрачен. У него резкие расхождения с адмиралом Сеймуром, посол знает. Может, поэтому он симпатизирует Элгину. У Эллиота свои счеты с Е, во время этой омрачающей поездки он кое-что рассказал про себя. Эллиот попросил, чтобы его назначили командиром первой штурмовой бригады, составленной из моряков, которая будет собрана с кораблей, как только закончится подготовительная бомбардировка.
— Завтра домашний семейный праздник, а я должен стрелять по жилищам китайцев, которые сняли мой корабль с мели, — сказал Артур, явившийся вечером на шлюпке по вызову посла.
«Вот до чего доводит нас героическая жажда барышей», — подумал Элгин.
24 декабря, в сочельник, ответ Элгина был послан в Кантон губернатору Е. Его извещали, что десятидневный срок, во время которого была возможность прийти к соглашению, окончился. Посол королевы передает дело в руки военного командования.
Ночью Элгин вышел на палубу, он стоял у борта, смотрел на огни. На французском бивуаке, на острове Хонан, среди болот, раздавались веселые крики. Там шло братание союзников. Перед лицом смерти сэр Джеймс думал о жене и детях. Но даже они не представлялись ему ясно. В Лондоне еще вечереет, там готовятся к празднику, в тумане не зажглись звезды.
Подошел Чарльз Эллиот.
— Китаянка любила вас? — неожиданно для себя спросил сэр Джеймс.