Владычица морей

— Но помните мои слова, не верьте им ни в чем, кроме торговли. Все равно они вас обманут, у них злое сердце, они скрывают от нас правду, им выгодно держать нас в вечном напряжении. Рано или поздно они опять подведут и вас, сэр.

Неясно, про что говорили. Кажется, про политику, а не только про коммерцию. Попойка у Никки, может быть, также имела политическую подоплеку, там собрались победители на выборах, сторонники Пальмерстона — цвет нации и коммерции. Но не было истерики и хвастовства, тостов за Пама, и вообще про политику не поминали ни словом.

— Мы живем па острове и дышим воздухом, но не по их милости. Мы делаем товары и машины, которые идут по всему свету. А они не хотят ограничить себя ролью посредников. Конечно, это очень важная деятельность, мы уважаем торговцев и предпринимателей. Но мы поставим их на свое место. Мы работаем, совершенствуем инструменты, изобретаем, а они на выборах заявляют, что успехи промышленности — дело их рук. Все деньги идут им. Но мы тоже англичане, и мы докажем наши права.

Пожилой нервный рабочий отрекомендовал Алексея подошедшему сквозь толпу оратору.

— У вас рука не бездельника, а рабочего, — сказал вожак митинга. — И обветрено лицо. Вы русский? Как приятно…

Мастеровой-джентльмен, стиснув зубы, приподнял уголки рта.

— Вы из нигилистов?

— Нет… я моряк, приехал покупать пароходы для рек Сибири.

— Вот тогда понятно, почему вы с такой компанией. Вы через них получаете наши машины и пароходы. А мы получаем работу из их рук.

— Они же отгородили нас от наших морей своими барышами и кирпичными фабриками.

Стало совсем темно. На улице зажглись газовые фонари. Большинство митинговавших расходились. Дождь прошел. Зонтики сложили.

— Заказы вы им можете предоставить. Это будет сделано честно. Делают не они, а мы. А мы всегда и все делаем хорошо, на кого бы ни работали. Это делает Англия, и мы гордимся своей работой, куда бы она ни шла. Нас учат с детства в семьях: англичане лучше всех в мире умеют работать. Но вот они, видя, что мы умеем работать, взяли себе все привилегии. Кстати, они говорят, что русские не умеют работать, что делают-то кое-как вместо хороших товаров, со зла на своих рабовладельцев, чтобы привилегии пользоваться их трудом никому не доставались. Они работают ровно столько, чтобы не умереть с голода. Поэтому никто не хочет научиться работать хорошо.

— Поэтому произошло крепостное право, — добавили из толпы, — все началось с того же самого.

— Пьянство фабричных у вас вроде всенародного самоубийства, так как людям жить не для чего.

Сибирцев стал разуверять. Его охотно слушали. Он не первый раз замечал, что тут люди доверчивы.

— Агитаторы Пама уверяют, что все зло в России. Народ храбро сражается, когда его хорошо кормят, но не знает за что. Не любит своих помещиков и не желает их обогащать. Но мы тоже ненавидим своих, но работаем хорошо.

— Позвольте… — раздался новый голос. — Я в оппозиции. Приходилось ли вам видеть в доках, какие товары приходят из России? Отличный лен, пенька для канатов, кожа, отличное зерно. Хорошие канаты… Вы сами говорите, что сидите в кирпичных дворах, джентльмены. А чугун и сталь с Урала идут на арабский восток. Я бывший моряк. Познакомимся, сэр! Рад! В которую сторону вы идете? Идемте все, а то бобби сочтут нас за шайку.

— Там караваны вместо кораблей. Я видел — ослы и верблюды.

— Вы поняли, сэр, о чем мы говорили на митинге?

— Да, благодарю вас, но все же я не все понял. Вот джентльмен объяснил мне.

— Вы не привыкли к лондонскому выговору? Да, у англичан пишется Бирмингем, а выговаривается Манчестер.

— Сэр, теперь вы поняли?

— И я рад, что вам так все ясно. Англия не падает духом. Мы выражали высокое убеждение рабочих мастерской мира. При усилении эксплуатации мы сохраняем интерес к работе. Мастерство — это наше главное сокровище. Порча дела и работа кое-как Пыли бы ужасней эксплуатации для нас самих. Это означало бы деградировать; превратиться в отребье, утешаться ленью и совершать преступления. В борьбе против наших врагов мы, гордясь своим островом и совершенством основных законов, сохраняем любовь к ремеслу, увеличиваем знания, совершенствуем и творим и не позволяем себе впадать в разочарование.

Оратор на сегодняшнем митинге оказался мыслителем.

— Солдату не надоело ружье, — продолжал он, — солдат не может разучиться стрелять или шагать по Африке, по двадцать миль в сутки, а потом делать перебежки и сражаться, стрелять и колоть врага. Вы поняли?

— Да, я понимаю.

— Мы полны решимости сохранять достоинство и не разъединяться.

Рабочие запели песню. Далеко не модный напев, упоминалась гроза и сверкание молнии, а в мелодии чувствовалось спокойствие и стойкость угнетаемых. Если бы они потеряли свои песни, они бы потеряли для себя часть родины и мастерства.

— Но, тихо… Смотрите.

— Что?

Все умолкли. Остановились.

— Тут живет ученый.

Оратор стоял лицом к лицу с Алексеем.