Владычица морей

— О да, да… — глубокомысленно отозвался Колька, сидя закинув ногу на ногу и держа сигару так, чтобы пепел сохранял ее форму не падая. Казалось, ноги его стали еще длинней, а гимнастическая худоба подчеркивалась жестикуляцией и энергичными телодвижениями. Видно, что он часы проводит на лошадях или с мячом и дубинками на лужайках.

Алексей не ошибся, предполагая, что Николай тут не зря, не только из чувства товарищества. У Эванса нашлись дела. Как говорится, едва дипломаты переступили порог, как он тут как тут. Далеко пойдет.

Оба дипломата заинтересовались Эвансом. Они буквально впились в него. Торговля России с Англией и для них сейчас на первом месте.

Эванс отвечал сквозь зубы, произнося русские слова с сильным английским выговором, и как бы с трудом подбирая их. Букву «л» выговаривал грубо, твердо, ошибался в ударениях и тщательно произносил окончания.

На прощание Алексея попросили по его делам приехать еще раз, обещая полное содействие, но не вдавались в подробности. И что хорошо бы ему дождаться Филиппа Ивановича.

От посольства ехали в наемном экипаже. Сибирцев объяснил дипломатам свое положение и думал об этом.

— А что это за белый камень на домах с колоннадой? — вдруг спросил он, когда поехали по улице, где все дома белы, все в четыре или пять этажей, у каждого несколько подъездов. Над каждым подъездом выходящее крыльцо и над ним толстая тяжелая плита навеса. Сдвоенные белые колонны держат ее под каждым из углов. На плите навеса стоит такой же восьмерик и держит над собой такую же плиту и так на каждом этаже, колонны стоят над колоннами у всех подъездов, повторяются ввысь до крыши и придают улице богатый и нарядный вид.

— Эти колонны не из камня. Это штукатурка по кирпичной кладке. Тебе пора знать. — Эванс велел остановиться и подвел Алексея к зданию. Собака, гуляющая по тротуару, чопорно посторонилась, чтобы ее не задели.

— В Петербурге на Зимнем колонны также оштукатурены, а кажется, что каждая тесана из цельной скалы.

В этой части города людей на улицах мало, впечатление такое, что все сидят дома и чем-то заняты, или в отъезде на службе короне, или торгуют в колониях.

Въехали в Челси, Эвансы живут в сердце Лондона, неподалеку от Темзы.

Здания здесь пониже: в два и три этажа, в несколько подъездов, в белизне камней отделки с контрастным блеском медных ручек и ящиков на дверях, выкрашенных красной краской. Решетки вокруг маленьких цветников у подъездов. Тут каждый подъезд считается отдельным домом, поэтому каждый вход имеет свой номер. Людей на улицах еще меньше, а садов и цветов больше.

Навстречу проскакал на коне старик атлетического склада лет семидесяти.

Кэбмен снял шляпу. Эванс приподнял цилиндр.

— Сэр, это Пальмерстон, — оборачиваясь к Сибирцеву и показывая кнутом назад, молвил возница. Алексей невольно обернулся. Мужественный всадник в плаще был далеко: стук подков о камни доносился все слабее.

Кэбмен добавил с гордостью знатока и патриота, что Пальмерстон живет на Пиккадилли. Через Челси его маршрут по четвергам. Выезжает в любую погоду.

Особняк молодых Эвансов из нетесаного черного камня, окна обоих этажей в частых переплетах, как в белых решетках. Богато и похоже на церковь.

Наташа слегка полновата, как и полагается купчихе. Пришла с садовой террасы с розами. Прелесть, что за локотки, остренькие; руки с легкой полнотой по-девичьи хороши. Лицо тонкое и нежное, голубые глаза чуть навыкате. Маленькие яркие пухлые губы; улыбочка выдает натуру, приветливую, но бойкую. Акает, как замоскворецкая уроженка, с мужем по-английски говорит чисто и быстро.

Поздоровались и познакомились. Ушла переодеваться; мужчины приехали прежде времени.

За столом, после разговоров о том о сем, Наташа, видя, что дело не идет, решила взорвать все эти приличия, и ее как понесло. Оживляясь, заговорила про Москву. Ее отец владелец чаеторговой фирмы и магазинов на Тверской и Мясницкой, в Питере и в Нижнем. Торгует сортами караванных чаев. Поставляет чай в цибиках из Китая в Европу. В семье была гувернантка из колонии московских шотландцев, дети говорили по-английски.

После обеда из многих блюд перешли в темную, богатую гостиную. Эванс помчался на второй этаж, на крики ссорившихся мальчиков.

— Я не верю, что на караванные китайские чаи со временем падает спрос, хотя все говорят, что в Европе меняются вкусы, настоящих знатоков чая становится все меньше… — по-мужски рассуждала эта хорошенькая леди с узким лицом чопорной блондинки. — Отец рассказывал, как его привезли мальчиком десяти лет в Москву из деревни и отдали купцу в чайный магазин. Хозяин накормил его ужином, показал на полати и сказал: «Полезай на филатки». Пять лет пришлось открывать дверь лавки и кланяться каждому посетителю. А потом хозяин отдал за него единственную дочь и передал дело. Отцу часто приходилось бывать в Сибири и даже в Монголии.